Яйцо птицы Сирин

Там Курлята добавил к обеденной дозе чарку мюнстерского крепленого и, не таясь, вывалил святыню пред нечистые очи. Объяснил немцу, что надо сбить рога с этой палки. Немец без проволочки, без крестного знамения, без православного смирения и малейшего смущения взял пилу по металлу и, насвистывая под нос лорелейный мотивчик, в два маха отпилил Т-образный верх посоха. Принял серебряную монетку и налил еще по чарке.

Далее, препохабно христосуясь с поганцем, Курлята разболтал почти все дело. Что посох — бывший волшебный, а теперь обыкновенный, имел единороговый набалдашник. Теперь обрезок надо смолоть в муку, а потом на этой муке — тсс! — сам царь колдовать будет! Для баб делать приворотное зелье.

— Ja-a! — sehr gut! — немец снова налил, — тафай schon jetzt werden wir mehlen!

Здесь же, после очередного тоста за русско-германскую дружбу, раскрошили роговой стержень молотом-ручником. Осколки реликвии разлетелись по неосвященным углам. Кое-как собрали их в ступку, с адским хохотом толкли, трясущимися руками сыпали в табачную мельничку, мололи под пение на иностранном языке.

Теперь у наместника и наследника Иван Иваныча не праздник получается, а сплошная головная боль. Чем гулять по столице, разъезжать с крашеными яйцами, да куличами дружков угощать, нужно устраивать немцу несчастный случай на работе, чтоб не грешил кузнечным делом в Светлое Воскресение, и дознаваться, не расползлась ли тайная весть.

Итак, Курлята схлопотал-таки казнь. Видно судьба его была такая — неотвратимая.

Грозный задумался на минуту, какую кару учинить. Будь это в Москве, пьесу играли бы в крупном формате: с предварительным оглашением легенды преступления, с подобием суда в думском присутствии, с подготовкой сцены, с выведением вора, с покаянием его на все четыре стороны. Далее последовало бы усекновение болтливого языка, медленное членовредительство, посадка в котел или на кол, секира по шее иль на шею петля. А еще лучше было бы сыграть сцену из греческой жизни. Будто бы Курлята — Одиссей или Язон, и нападают на него птицы-сирены. Баб подходящих можно в перья одеть, или Машку-ведьму раздеть Цирцеей, а бояр нарядить свиньями...

Тут розовые мечтания царя прервал МБ.

— Иван! Ехать надо, Иван!

— А Курляту как?...

— Секи ему язык, куй в железо и поскакали, время не ждет!

Царь привык повиноваться своим бесам. МБ в третий и последний раз спас никчемную жизнь князя Лариона.

Обрезание по-русски закончили в полчаса. Обычно это операция хлопотная, но тут пациент был полностью парализован водкой и заплечный стоматолог справился в один присест.

Чтоб вы знали, — язык у нас усекается двумя способами, вернее, двумя размерами: большим и малым. Малое усекновение делается инакомыслящим по первой судимости, когда есть еще надежда на раскаянье преступника, на исправление его для лояльной жизни. Он может потом и к делам быть допущен. Так чтоб он смог команды подавать и хоть полтитла государева промямлить, ему секут не более половины языка — треть, а то и четверть. Понятно, что с трибуны при усеченной дикции не повыступаешь, но молитву во спасение души или во здравие царя промочалить можно. Бог поймет! Он у нас и не такие косноязычные заказы исполняет.

Другое дело диссиденты-рецидивисты, с этими разговор короток! Их сокращают безбожно. Болтуны колымского закала «онемечиваются» на всю длину. Они после процедуры едва мычат. Если живы остаются. То, есть, языкознание — очень полезная наука, необходимая правительству по сей день. Действенная, эффективная вещь! Правда, при Иване Горбатом в Новгороде был один поп, Евсей-еретик, который смущал народ соединением православия с римским папством. Утверждал, что слеза на чудотворной иконе Смоленской Божьей Матери означает, что мать эта сильно убивается о детях своих неразумных, прямо рыдает, что они не мирятся по пустякам. И будто дети эти — мы с проклятыми папистами. Типа, они старшие братья, а мы — меньшие. Если бы еще наоборот, мы бы посмотрели, а так, нет — обрезали Евсею длинный язык под самый корешок. И что б вы думали? Этот каркун приспособился говорить совсем без языка! Возьмет в рот соленый огурец, проткнутый посередине спицей, вертит руками спицу, изрыгает богохульства пуще прежнего! Неразборчиво, но понятно и страшно выходит. Тогда уж отрубили Евсею все, что над плечами торчит, чтобы некуда было огурец засовывать.

С Курлятой поступили, можно сказать, по-дружески. Приговорили резать треть, ухватили четверть, потом нарочито подраскрыли ножницы, и отсекли только пядь неполную. Лечись и пой, славь государя!