Читаем Яйцо птицы Сирин полностью

Нынче Григорий с братом Яковом уж померли, за Каменный пояс ступить не посмели. А наследники их — младший брат Семен, да сироты Максим Яковлевич и Никита Григорьевич завели собственное войско, — кого воевать, неведомо. Поначалу выписывали себе немцев да шведов, денег не считали. Нашими брезговали. А как немцы по уральским местам повымерзли да восвояси повыбегли, так уж стали верстать войско, как водится — из людей лихих, беглых, государевых воров да казаков. Иван терпел и эту шалость, доносы прочь отметал.

Но вот поганый князь Пелымский напал на Пермь. Воевода Перепелицын посадил на конь всех хрестьян от мала до велика. А Семен Строганов со племянники сказались в нетях. Дескать, нету войска у нас, мы с Божьей помощью царев указ исполняем. «Все войско услали за Камень воевать сибирского салтана». Навоевали, как же! Ни Сибири, ни Камня, ни салтана, ни соли с хреном!

На указ по такому изменному делу Иван даже бумаги пожалел. Велел на словах передать Пермскому воеводе, чтоб поступал с Семеном по здравому разумению. Разумение вышло обыкновенное — под стражу да пред грозны очи! Поглядим теперь на голубчика, послушаем, чего запоет. Гамаюн!

<p>Глава 7</p><p>1581</p><p>Москва</p><p>Видение красной казни</p>

Семен валялся на соломе в тех же лабазах, где мы намедни ведьму приручали. Только его каморка была совсем маленькая, грязная и темная. Семен лежал больной. По дороге его прихватил весенний северо-восточный сквозняк, снег осыпал воспаленную голову, посиневшие руки и ноги в примерзающих кандалах почти не чуяли прикосновений. Прогноз на ближайшие дни тоже не обещал укрепления здоровья. Скорее всего, остатки этого здоровья Семену могли понадобиться еще день-два. Максимум — до Пасхи. Должно хватить.

Семен был реалистом, поэтому насквозь видел свою ближайшую и окончательную судьбу.

Вот войдет ночью в эту гнилую дверь опричная харя, ткнет в живот бердышом или пикой. Выволокут Семена через стенной лаз к полноводной Москве. Отпустят по течению.

Бесславная смерть. Ни тебе в злодеях покрасоваться, ни с честным народом попрощаться. Был и нету.

Но могло получиться и лучше. Слышно, приехали польские послы. По нынешней обстановке — будут царя пугать ихней божьей иатерью. Но наш царь и не такого испугу не боялся! Он сам хоть кого напугает, не то, что этих ляхов кучерявых. Устроит им развлекательное зрелище в перерыве бесед — казнь страшного преступника. Такого преступника, какого они в своих ляшских краях отродясь не видали, — за скудостью краев. А значит, подержат Семена еще с неделю на казенных харчах.

Но уже завтра, в базарный день выедет на Красную площадь красивый молодец на справном коне. Развернет свиток с грамотой и заголосит на всю ивановскую:

— Троице пресущественная и пребожественная и преблагая праве верующим в тя истинным хрестьяном, дателю премудрости, преневедомый и пресветлый крайний верх!...

При этих словах базарный люд непроизвольно навострит уши, потому что такое начало, такое чтение полного титула государева зря не делается. Не иначе, объявят войну, пришествие Антихриста, падение Небес или назначат Страшный суд уже на эту Страстную пятницу.

Но может быть это и чем-то добрым: победой над ляхом, рождением двуглавого наследника, официальным визитом Девы Марии. Или вот еще (тут мы совсем размечтались!) — ну, как начнет государь нас с Чистого Четверга до Светлого Воскресения водкой жаловать, без счету и вычету?

... Направи нас на истину твою и настави нас на повеления твоя, да возглаголем о людех твоих по воле твоей...

— Нальют, вот те хрест, нальют, а то как же мы без водки «возглаголем о людех»?

... Сего убо Бога нашего, в троице славимого, милостию и хотением удрьжахом скипетр Российского царствия...

— На троих, слышь, разливать будут.

... мы, великий государь, царь и великий князь, Иван Васильевич, Русии самодержец, владимерский, московский, новгородский, царь казанский, царь астраханский, государь псковский и великий князь смоленский,..

— Не, братки, это литва Смоленск взяла!

... тверский, югорский, пермьский, вятцкий, болгарский и иных, государь и великий князь Новгорода,...

... Поди, и Новгород забрали!

... Низовские земли, черниговский, резанский, полотцкий, ростовский, ярославский, белоозерский, удорский, обдорский, кондинский, и всея Сибирския земли и Северные страны повелитель,..

— Чуешь, уже и Сибирский! На святки, как с бояр Хворостининых шкуру драли, еще Сибирский не был.

... и государь отчинный земли Лифлянские и иных многих земель государь повелеть соизволил:...

Тут мы наконец понимаем, что водки не видать. Если бы кормить-поить собирались, то было бы не «повелеть соизволил», а «милостиво пожаловал».

А охрипший горлопан доходит до сути, и выясняется, что завелась на Руси измена, какой доныне не бывало. Выискался безбожный тать…, — фу, даже именовать мерзко! — Семка Строганов. Государь пожаловал сего татя великими землями Сибирскими от Камы до Камня, от Камня — до Края небес, и от Края небес — до Края их.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги