Читаем Яйцо птицы Сирин полностью

Мелкий вышел из-за ширмы и тоном нашкодившего кота промурчал, что вот де мы с Магдалинкой надумали (раз уж Дума была), чтоб ты этим лысым да пузатым не очень-то доверял. Нечего им ноги мыть. А насчет иудства курлятьевского, это ты, отец, прямо в дырку стрельнул. Он еще, правда, не продал, но стопудово продаст. И ты не беспокойся, я подскажу когда.

Монахиня Марфа тоже вышла из укрытия, напомнила государю, чтоб муки единороговой не забыл намолоть, и откланялась от греха.

Вернулся с задания Искариот..., то есть, Курлята. Притащил сверток. Развернули. На красном сукне лежал чудотворный посох святого Петра, митрополита Московского. Уже безрогий.

— Трудно подавался, государь. Пилить пришлось на Кукуе. Но не тревожься, не видел никто. Мастеровой, что пилил, сидел под епанчой, только руки торчали с пилкой. — Курлята подал мешочек темной кожи. — Мука здесь.

— А мололи как?

— Сначала секирой порубили в пытошной, потом ручной мельницей грубо порушили, потом тонкой меленкой для корицы домеливали. Свидетелей вовсе нет.

— Ну, добро-о, — подозрительно протянул Иван.

На другой день сборы продолжились. Оставалось только бочонок «ренского» уложить, да пряников напечь с двуглавыми орлами. Тут вышла досадная случайность. Стряпуха бабка Соломония подглядела, как стольник царский, князь Ларион Дмитриевич Курлятьев вошел в сушильню, где в это утро для царева похода припасы готовились, и, воровато озираясь, всыпал белый порошок в пряничное тесто. Еще сам и размешал, супостат! Соломония кинулась к страже, заголосила государево слово и дело. Князя схватили под микитки, посадили в яму. Доложили государю, что прав намедни был. Прозорлив, отец, всеведущ! Господом не оставлен в Пасхальные дни!

Самое смешное было то, что замять дело не получалось. Нельзя же традицию ломать. Иван и так недоумевал, чем ему «Голгофу» представить. Не самому ли на крест лезть?

МБ опять спас Лариошку.

— Давай его в козлы отпущения произведем.

— Это как?

— А пусть бежит из-под стражи. Монахом переоденем, по пути подберем. Он нам еще пригодится.

Так и поступили. Во время всенощной, когда весь цвет кремлевский, весь клир и толпы простого народу обходили крестным ходом Успенский собор, Ларион Курлятьев в монашеском платье выскользнул через потайную дверь в «печуре», — нише кремлевской стены, — спустился к реке и прыгнул в лодочку как раз на том месте, где на днях сам же вылавливал из Москвы голое тело испытуемой ведьмы.

А утром, только Божье око позолотило маковку Ивана Великого, из Спасских ворот выбрел на Ильинку босой чернец. На голове его был низко надвинутый островерхий клобук, в руке посох — обрубок суковатой жерди с привязанной в верхней части крестообразной перекладиной. Странник проволочился сквозь строй стрельцов и монахов, опустивших очи долу, свернул направо и медленно зашагал вдоль китайгородской стены, навстречу солнцу. И лишь когда сам он исчез вдали, и след его простыл, двинулся по этому следу подьячий с метлой. Он истово разметал дорожную пыль, вкладывал в каждый взмах немалую силу. Казалось, человек божий старается вовсе смести след грозного странника с лика Руси, чтобы грядущее солнце Светлого Воскресения ничем не оскорбило своего непорочного взгляда. Да это так и было. Если бы кто-то посмел приблизиться к крестному пути и насторожить ухо, он явственно услыхал бы, что каждый чирк метлы сливается с выдохом метельщика: «Изыди! Изыди! Изыди!».

Но вот и подьячий ушел. И сразу вслед за ним ринулись из ворот две большие кареты, телеги с дорожным скарбом, всадники в черном. Прошло еще несколько мгновений, и вся эта вереница растаяла в весеннем мареве. И как светло, спокойно стало в Москве!

Всегда бы так!

<p>Глава 13</p><p>1581</p><p>Александровская слобода</p><p>Запасная измена</p>

За Китай-городом карета подобрала странника и понеслась через леса на северо-восток. Привал в Троице был коротким. Для вида обошли посадские соборы, поклонились Сергиевым мощам, приняли благословение Дионисия, отпустили его и других провожающих в Москву.

Следующим утром поскакали в Александровскую слободу. Добрались только к вечеру, преодолев несколько грязевых озер. Тут оставили все лишнее, и совсем уж собрались ехать дальше, хоть и в ночь, но пришлось задержаться. Во-первых, прискакал князь Курлятьев, — дали ему час напиться, закусить да умыться. Во-вторых, приехал посыльный от князя Иван Иваныча с доносом об измене. И хорошо, хоть измена случилась не среди Москвы, и не приходилось тащиться обратно.

— Измена у нас, государь, как говорится, — с доставкой на дом. — МБ хихикнул и голосом Ивана приказал привесть сюда вора Лариошку Курлятьева. Хоть и не умытого!

Стали читать донос, разбирать дело. И не столько из доноса, сколько из пояснений Мелкого Беса выяснилось вот что.

— В прошлый четверг пьяный Курлята самовольно поехал со священным посохом на Кукуй. Следовало умельца во дворец вызвать, но его будто бес... — чужой какой-то, — МБ чуть не перекрестился, — попутал!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги