Ях. Дневник чеченского писателя

Султан Яшуркаев Ях. Дневник чеченского писателя

Передача первая

Сегодня, 4 января 1995 года, под рев самолетов, которые непрерывно бомбят город, вдруг сел и начал делать эти записи. Когда мирные дома взлетают в небо, как серая пыль и больше на землю не возвращаются, это, может быть даже интересно. Самолет сбросил бомбу или ракету где-то уж совсем рядом и всадил в дом 15 осколков. Выбило все четыре окна со стороны улицы. Один осколок пробил стену ближе к потолку и вышиб книжную полку. На ней стояли книги из серии: «Жизнь в искусстве».

Мы с матерью в это время возились в коровнике. У нас 5 голов крупного рогатого скота, 2 барана, 11 кур, одна кошка и собачка по кличке Барсик. Мать говорит, что у скотины нет человеческой речи, поэтому ее нельзя бросать на произвол судьбы. Покидать родной дом тоже не следует – лучше встретить судьбу на месте, чем бегать от нее по чужим углам. Жена с детьми в Урус-Мартане, откуда она родом. Сам я из горного, известного в истории Чечни района – Ведено. Там у нас большой, хороший сад – яблони, орехи. Там бы сейчас и быть! Чеченец, где бы ни умер, похоронен должен быть на том кладбище, где его предки, так стоит ли создавать хлопоты родне по перевозке вашего праха?

Стрельба пошла гуще. Это около нас, чуть ниже, в районе металлосклада. Известно, что там, на поляне, вдоль шоссе, «армия» Гелаева. Экскаватором вырыты окопы, врыты орудия, и во дворе склада сидят ополченцы. Там длинный бетонный забор и много помещений из железобетона, рядом проходит железнодорожное полотно. Стреляют там с первого дня. И шум самолета слышен сквозь стрельбу. Вертолеты, кажется, бьют… Нет, не кажется, а бьют и бьют, снаряды ревут голосом какого-то давно вымершего животного. Самолет пролетел над нами – будто цепь через уши протащил. Еще один… С айвы под окном, листья слетают птичьей стаей, но в этом ничего красивого. Айвовые листья особые, они держатся всю зиму, если, конечно, над ними, вот так, не летают самолеты…

Вечером, при свете свечи, разглядывал книги, вспоминал, как их собирал, читал, как хвастал ими перед друзьями, считая настоящим богатством. Оказывается, самым надежным, нужным богатством в этой стране, от которой, очевидно, отвернулся Всевышний, может быть только глубокий толстостенный подвал, которого, увы, у нас нет. Роскошью могут явиться: железная печь, дрова, спички, свечи, керосин, лампа. Какими мудрыми людьми оказались те, кто строил дома с бетонными подвалами! А те, кто смеялся над ними: «Что, бомбоубежище строишь?», сегодня разводят руками: «Кто мог подумать?» И я в их числе, черт бы меня побрал! Как зайцы, дрожим в своих мазанках и в хрущевках, с трещинами в стенах, через которые видны идущие с ревом танки, а потом – с ревом сдающиеся в плен танкисты.

Русскую женщину убило в одном из таких домов российским снарядом из российского танка. Она наклонилась посмотреть в кастрюлю у себя на кухне. Полголовы ей и снесло в эту посуду. Вдовец ходил с кастрюлей и ее содержимым по двору и спрашивал всех, что ему делать. Этих «ВСЕХ» там было несколько старух, пьяный мужик и я, шедший от магазина «Заря», куда ходил в поисках сигарет. Грозный – самый интернациональный город Кавказа, то есть, самый нечеченский город Чечни, во многом – русский город. Рабочий класс республики, в основном, состоял из русских, накачиваемых сюда со стороны, и, в соответствии с законом Архимеда, столько же туземцев откачивалось из родных мест. Основная масса народа проживала в селах, переселение в город было крайне затруднено. Особенно оберегалась от чеченцев промышленность и в первую очередь – нефтяная. В этой отрасли (не только в ней) было множество предприятий и организаций, куда не допускался на работу ни один них.

Не особенно слежу за связью вещей, главное писать под ритм, что задает пальба, громыхание, уханье разрывов…

В Чечне всегда ходило слово. У него был хозяин, и оно стоило столько, сколько стоил он или он стоил столько, сколько стоило его слово. Люди брали слово в залог, отдавали за него отару овец, стадо быков, табун лошадей. За словом стоял ЧЕЛОВЕК, его род, совесть и… кинжал. Поймали кровники своего врага, и взметнулись кинжалы мести. Тот попросил перед смертью воды, и ему дали. Он держал чашу и не пил. – Почему не пьешь? – спросил старший из кровников. – Боюсь, что не дадите допить – ответил, стоявший на пороге смерти. – Тебя не убьют, пока ты не выпьешь эту воду, – дал тот слово. Стоявший у ворот смерти выплеснул содержимое чаши на землю, и давший не нарушил своего слова. А где слово Ельцина, обещавшего не бомбить Чечню? Сколько оно стоит? Благородный человек, тем паче царь, знает, что достойно его имени, его страны, народа. Говорили древние: благородный знает долг, низкий – выгоду. Да и выгода-то, где она?!