Якобинец

– У вас, Андрэ, вы позволите называть вас так? в России при жизни императора Павла людей обвиняли в «якобинизме» за малейшее несогласие с государственными порядками, как осуждение крепостного права, желание видеть Россию конституционной монархией и т.п. Нет нужды говорить, что настоящих республиканцев, якобинцев в екатерининской и павловской России просто еще не было или почти не было… Стремление слегка ограничить самодержавие конституцией это верх «революционности» для россиянина конца прошлого века. Жак Княжнин, Александр Радищев и некоторые другие это исключения… Я мог бы назвать еще некоего Теодора Каржавина.. неужели ваш родственник или совпадение?

– Фёдор Каржавин, – мягко поправил его молодой человек, – и это не совпадение, – но продолжайте…

–Режим Реставрации 1814 года был достаточно мстителен и к нам и к бонапартистам. Вернув власть, роялисты забыли и думать о какой-либо сентиментальности и сострадании к побежденным, они жаждали казней и ссылок, мести и крови! И начались высылки и казни! Я далеко не сентиментален, сударь, как вы это надеюсь, поняли, и всё же…чего они жалуются на жестокость революции в 1793? Разве сами они не расстреливали пленных республиканцев, а отпускали с благословением?

Разве не казнили якобинцев на отвоеванных у Французской Республики территориях?

Разве дворяне не рукоплескали казням защитников ненавистной им Республики? К чему при этом слезно жаловаться на жестокость?

Считаю, что наша позиция, по крайней мере, честнее, не давая пощады роялистам, мы и не рассчитывали на пощаду с их стороны, не взывали к гуманности задним числом…

Ответьте же мне, почему убийства, аресты и казни республиканцев при монархии это «справедливо», это «защита существующего строя», зато аресты и казни воинствующих монархистов в революционной Республике это отчего-то уже «тирания и кровожадность»? Что же это, сударь, как не двойная мораль…

Вялым жестом Норбер поправил галстук и, наблюдая за юношей, понял, что переваривать полученную информацию он будет долго. Наконец Каржавин собрался с мыслями и сделал неожиданный вывод:

– Значит, вы считаете, что наши усилия, у себя в России …заведомо обречены?

Куаньяр вдруг отчего-то не решился встретиться с ним взглядом:

– Андрэ… этого я не говорил.. я ничтожно мало знаю о вашей стране, чтобы судить верно…

– Месье Куаньяр…возможно, Россия станет для вас не совсем чужой страной,…и вы станете думать иначе, неужели Максимильен ничего еще не говорил вам?

По выражению лица Куаньяра Каржавин понял, что поторопился с заявлением.

Невозмутимое лицо Норбера вдруг изменило выражение, этого юноши он мог не опасаться:

– Что вы имеете в виду, что вам известно, Андрэ…снова высылка.. эмиграция? Чьим приказом?.. и так далеко.. во имя Разума, зачем? Они решили добить нас в Сибири? Не молчите, Андрэ, скажет он мне это раньше или позже, это не изменит ничего. Вы можете не поверить мне, но я действительно невыносимо устал…

Выражение крайне взволнованного лица Каржавина стало смущенным и торжественным одновременно:

– Дело не в этом… Месье Куаньяр.. ваш сын и моя сестра…

– Я правильно понял вас?

– Совершенно. Но так как, наших родителей нет в живых, они могут просить благословения только у вас…

Норбер думал об очаровательной золотоволосой девушке, застенчиво скрывшейся в своей комнате после его появления, думал он недолго…

– Я рад.. честное слово, Андрэ.. я рад.., – улыбаясь, он протянул юноше руку…

– При возможности ждём вас в Петербурге, гражданин Куаньяр…

Якобинец в Санкт-Петербурге. После декабря 1825 года

Удивительно красивый город, названный Северной Пальмирой по праву.. Но едва ли охранное отделение позволит ему изучить все его достопримечательности, в этом Норбер не строил иллюзий.. Достаточно факта, что он никем не заподозренный пересек границу и уже более недели проживает в Петербурге…это уже много. С Максимильеном и Анной он уже успел встретиться, жаль, пока не удалось увидеть внучку.. девочке уже два года, он держал в руке медальон с изображением очаровательной черноволосой малышки.. удивительно, Мари похожа на него больше, чем оба сына.

О чём думал Куаньяр, с любопытством разглядывая Невский проспект… Сын прошёл хорошую выучку и остался на свободе после событий 25 декабря, подозрения против него возникали, но улик не нашлось никаких.. Положение Андрея Каржавина не в пример хуже, он был арестован, осужден и сослан в Иркутск… Парня нужно было выручать. Кто же реально был в состоянии вытащить его из острога и переправить за границу? Подкупленный чиновник? Есть лучший и проверенный вариант. Его давний товарищ с 1793 года, потомок Микеланджело справится и не с такой задачей…шифрованное письмо к Буонарроти благополучно покинуло пределы России.. Не стоит исключать влияние подкупа нужных людей и своевременную помощь местных товарищей.. по существу, за судьбу Андрэ можно было не переживать..

Он не слишком удивился, услышав позади шаги, чья-то рука тяжело опустилась на плечо. Тысячи раз знакомая ситуация, он был к ней готов.