Якобино

Луиджи Пасторелли пытался соответствовать традициям, но обстоятельства были сильнее. Тут не до богатой конюшни с десятками лошадей. Это вам не стационарные цирки Чинизелли, Саламонского или братьев Никитиных, у которых когда-то выступала его мать. Тут проза жизни. Выживание…

Были времена и получше. Гастроли он тогда проводил исключительно в губернских городах. Его артисты переезжали в поездах. Он нанимал целые вагоны. Животные и цирковая оснастка ехала в прицепленных товарняках. В городах для проживания снимали углы и комнаты. Избранных селили в лучшие гостиницы.

Подкупая полицию, он частенько оттирал локтями малоденежных конкурентов. Строил в лучших местах городов деревянные сезонные цирки с мощным освещением. Там для усиления светового потока лампы-молнии были забраны круглыми рефлекторами. На манеже лежала не подстилка, а большой ковёр. Зрительские места алели кумачом, что придавало циркам праздничность, подчёркивало статус и благополучие этих заведений.

Цирковая программа была насыщенной. Работали только по вечерам. В праздники не более двух представлений. В холодное время в цирке и буфете для зрителей топились печи, играл большой оркестр.

Пасторелли день ото дня богател. Артисты стояли к нему в очередь на сезоны вперёд. Считалось большой удачей иметь в его цирк ангажемент. Да-а… Были времена…

Сегодня он едва сводил концы с концами. Из города в город передвигались на подводах. В этот раз переезд из Полтавы в Кременчуг отнял силы, время и немалые деньги. Сто вёрст – не шутка!

Пасторелли дополнительно нанял четырёх возниц, которые заломили сумму, словно они собирались везти иранского шейха с его гаремом. О цене спорили до хрипоты. Демонстративно направлялись к выходу, возвращались, снова спорили, пока сумма не устроила обе стороны и они не ударили по рукам.

Из-за нехватки средств приходилось впрягать цирковых верблюдов и даже ослов. Лошадей, которые выступали на арене, подковывали, и они представляли теперь основную тягловую силу. Когда приходило время им выходить на манеж, подковы снимали, чтобы не покалечить артистов и зрителей. Случалось, что эти стальные символы счастья отрывались и летели с арены в людей, становясь для кого-то несчастьем.

Теперь артисты жили как в старые недобрые времена в передвижных фургонах-вагончиках. Дождь, холод, зной, слякоть – всё это стало обыденностью их повседневного существования. О былых временах оставалось только мечтать. Ещё немного, и они опустятся до балагана. Пока ещё спасали ярмарки, праздники и богатые города. Если только там уже не стоял какой-нибудь удачливый конкурент.

До Кременчуга добрались еле живыми. По пути сочинили частушку:

Поезд едет, чух-чух-чух,
Везёт трупы в Кременчуг.

Слово «труппа» в данном случае была удачно заменена на «трупы», что почти соответствовало действительности.

Глава вторая

Цирк Пасторелли стоял на высоком берегу Днепра в парковой зоне, где любили гулять горожане. Внизу блестела река и гудели пароходы.

Накануне они въехали на площадку, где традиционно строились сезонные цирки. Тут сохранились конюшня и деревянный вход с раусом. Их требовалось изрядно подлатать. От прежних гастролёров остались крепкие врытые столбы для парусины шапито и истерзанный непогодой полинявший круг манежа.

Репетиции начинались ни свет ни заря. С первыми петухами на манеже щёлкал шамберьером берейтор Пасторелли. Он уже вовсю гонял шестёрку лошадей, с которой сам хозяин выступал на представлении. В рядах зрительного зала на узких лавках разминались, готовились к репетиции плясуны на канате. За барьером ковёрный клоун дрессировал собаку, пытаясь добиться от неё понимания. Но, видимо, и сам толком не знал, как это делается. Они с ненавистью смотрели глаза в глаза и явно не желали друг другу доброго утра.

Чтобы на манеже было хоть что-то видно, задирали по кругу полы шапито. Утренний свет робко, озираясь, входил в диковинное пространство, пропитанное потом и запахом зверья.

Сегодня репетицию Лутцам Пасторелли назначил близ фургонов, стоящих по кругу табором. Под ногами отливал антрацитом утоптанный чернозём, который своей твёрдостью не уступал булыжной мостовой. После дождей весеннее солнце Малороссии палило и с каждым днём иссушало его всё нещаднее.

– Ты сегодня будешь стоять или нет? – Пасторелли свирепым взглядом зыркнул на мальчишку, трепещущего от страха. Тряхнул его за плечо. – Проснись! Ещё раз!..

Чуть в стороне стоял не менее волнующийся Эвальд – старший брат девятилетнего Филиппа, от которого сейчас требовали исполнить стойку голова в голову. «Сумасшедший итальяшка! Шесть утра! Всё тело спит. Какой тут копфштейн. Проклятый цирк!..»

– Ещё раз! – Коренастый хозяин балагана волосатыми ручищами поправил на своей голове бублик. В цирке эта штука так и называлась. Выглядела как небольшой кружок овальной формы, вырезанный из скрученного ремня с выемками внутри, который служил опорой при выполнении этого трюка.