Якопо Робусти Тинторетто

Творчество Тинторетто более сложно. Необычайно многогранный художник, в некоторых произведениях тесно соприкасавшийся с Тицианом и Веронезе, он гораздо острее, чем большинство его современников, чувствовал трагизм своей эпохи, и искусство его, мятущееся и тревожное, отразило близость грядущих перемен. Темпераментные и страстные произведения Тинторетто проникнуты бунтарским духом. Многим обязанный тициановской школе, унаследовав лучшие традиции венецианского „золотого века", он дерзко восстал против устоявшихся канонов композиции, против господства симметрии и строгого равновесия, против привычного понимания пространства и света, против сложившейся живописной манеры. Неудивительно, что вокруг произведений Тинторетто разгорались страстные споры. Тем не менее, влияние художника было очень велико. Даже сам Тициан, резко осуждавший новшества Тинторетто, против воли поддался его влиянию в некоторых поздних работах.

Бунтарский дух и жажда самостоятельности по-видимому рано проявились в характере Тинторетто. Возможно, что отказ слепо покориться воле учителя привел к тому, что юный Якопо Робусти, прозванный Тинторетто, * был вынужден покинуть мастерскую Тициана, пробыв в ней всего лишь несколько дней. У кого он учился потом, неизвестно, но, конечно, подлинным его учителем был все же Тициан, живопись которого оказала сильнейшее воздействие на формирование молодого художника. Сам Тинторетто не скрывал своего преклонения перед главой венецианской школы, но он не хотел довольствоваться только его примером. Живший в XVII веке биограф Тинторетто Карло Ридольфи рассказывает, что он еще видел на стене мастерской художника сделанную им в молодости надпись: "Рисунок Микеланджело, колорит Тициана". Этот юношеский девиз характеризует рано созревшее стремление Тинторетто к обновлению традиций венецианской школы.

[* Отец художника, Баттиста Робусти, был красильщиком шелка. Прозвище сына происходит от слова красильщик („тинторе") и означает „маленький красильщик".]

Источники сохранили мало фактов о жизни художника. Известно, что он родился в 1518 году, что в 1539 году имел уже свою мастерскую. Однако о раннем периоде творчества Тинторетто мы почти ничего не знаем. Первые дошедшие до нас достоверные работы художника датируются лишь серединой 40-х годов.

По-видимому, к числу самых ранних из них принадлежит „Процессия святой Урсулы" (около 1546 г.). Здесь представлен эпизод средневековой легенды о мученической смерти Урсулы, дочери британского короля и 11000 сопровождавших ее дев, отправившихся в паломничество в Рим и убитых гуннами на обратном пути близ Кельна. В этом сюжете Тинторетто привлекла, прежде всего, передача эмоциональной атмосферы события. Из длинного, богатого подробностями рассказа он выбирает момент, когда высадившиеся с кораблей на берег Рейна женщины устремляются навстречу своей судьбе. Извивающаяся бесконечная процессия, отдаленные фигуры которой почти растворяются в дымке тумана, подчинена единому ритму. Движение ее, замедленное на первом плане, где во главе шествия выступает Урсула в сопровождении папы и епископа, постепенно ускоряется по мере удаления в глубину, так что последние фигуры кажутся почти бегущими. Несмотря на разнообразие индивидуальных образов, вся масса людей составляет как бы одно целое. В этом ощущении единого порыва, в безграничности пространства, в динамике композиции, строящейся на пересечении диагоналей, в резком ракурсе летящего ангела можно почувствовать уже черты творческой индивидуальности Тинторетто. Столь же индивидуальна и манера письма: динамичный, свободный мазок, особенно смелый в фигурах дальнего плана легких, призрачных, едва намеченных беглой кистью.

Первый шумный успех принесла Тинторетто картина „Чудо святого Марка", написанная в 1548 году для Скуола ди Сан Марко - одного из филантропических братств Венеции. Сюжетом ее послужила легенда об александрийском рабе, тайно посещавшем, вопреки запрещению хозяина, могилу святого Марка. За это раба хотели публично подвергнуть жестокому наказанию, однако внезапно спустившийся с неба святой спас его от мучений. При появлении Марка сами собою распались орудия пытки в руках палачей, и охваченные смятением язычники не посмели более прикоснуться к своей жертве.