Якорь в сердце

— Наверно, хотел принести радостные вести. — Кристап понижает голос. — Наши начали наступление по всему фронту.

— До Риги еще так далеко, — Гита не питает никаких надежд. — Врач сказал — дизентерия… Он добился, однако, что тебя переведут на работу в больничный барак. Тогда мы будем видеться каждый день, — говорит она и тотчас спохватывается. Здесь каждая личная радость кажется неуместной. — Верно ли, что твой отец может прислать медикаменты? Тут у нас есть больные, для кого это было бы единственным спасением…

Песня цыгана внезапно замирает.

Какое-то время парень сидит неподвижно. В черных глазах отражается отблеск заката и невыносимая смертельная тоска. Вдруг он вскакивает и большими прыжками бросается в сторону леса.

Проволока преграждает ему дорогу.

Но цыган и не пытается лезть под нее. Как слепой он несется прямо на проволоку… Шипы не успевают в него вонзиться. Их опережают выстрелы со сторожевой вышки.

Гита припадает к Кристапу и прячет лицо у него на груди. Кристап отталкивает девушку, высвобождаясь из ее объятий. Забыв о сторожевой вышке, он хочет кинуться на помощь цыгану.

— Не надо! — удерживает его Гита. — Он уже мертв. Отсюда никто не спасется.

— Не говори так, Гита! Никогда! Он же нарочно. А мы с тобой удерем. Только нужно продумать все до конца.

…На зарешеченном окошке больничного барака, отвоевав у мрака крохотный пятачок света, горит слабый огонек. Сквозь щели в барак пробирается ветер, сквозь крышу течет вода, но огонек горит, назло стихиям.

Вдоль стен в три этажа тянутся нары. На них покрытые тряпками больные дети.

Между нарами ходит Гита. В руках у нее кувшин с водой. Она наливает ее в алюминиевый черпак, поит детей.

Вот она присаживается на нары совсем маленького существа. Глаза ребенка лихорадочно блестят.

— Ну как, Пич, лучше? — Она старается вложить в свои слова как можно больше бодрости.

— Лучше! — соглашается мальчик, но боль одерживает верх, и он признается: — Такая резь, будто внутри семь котов царапаются. Тут, — он хочет показать где, но у него нет сил.

— А ты не сдавайся, — Гита вымучивает улыбку. — Если коты царапаются, давай им сдачи. Сейчас получишь лекарства, боль пройдет.

Гита протягивает ему ковшик, но замечает, что малыш забылся сном, и выпивает воду сама.

— Санитар, где доктор? — окликают Кристапа в другом конце барака. Лицо у больного такое же серое, как мешок с соломой, на котором покоится его голова.

— Доктора!.. Позови доктора, — просят больные.

Кристап находит врача в маленькой комнатушке, которую принято называть аптекой. Он сидит на скамеечке, подперев голову руками, смотрит на струи дождя, хлещущие в окно.

— Нужно вынести тех двоих, что у окна, доктор, — говорит Кристап. — Новенький, которого вчера принесли, опять кричит, требует укола.

Врач поворачивается к Кристапу. На лице его отчаяние.

— У нас больше нет ничего, — после тягостной паузы произносит он наконец. — Абсолютно ничего. Сегодня утром комендант забрал все лекарства, которые прислал твой отец.

Только теперь Кристап обращает внимание на то, что полочки в шкафчике для медикаментов пусты. В комнату заходит Гита.

— Пич слабеет с каждой минутой, — говорит она. — Другие тоже жалуются на рези в животе. Я не знаю, что делать.

Доктор не отвечает.

— Может, это в самом деле дизен…

Но врач не дает Кристапу договорить.

— Молчи! — осаживает он его чуть ли не истерическим шепотом. — Эсэсовцы узнают, спалят барак вместе со всеми больными, лишь бы самим не заразиться.

— И против нее нет никаких средств? — допытывается Гита.

— Есть! — мрачно говорит врач, бросает взгляд на пустой шкафчик, быстро встает и выходит.

Гита и Кристап будто только этого и дожидались. Они опускаются на единственную скамеечку, сидят, тесно прижавшись, точно хотят друг друга согреть своим теплом.

— Мне удалось восстановить связь с городом, — говорит Кристап. — Завтра дам отцу знать, чтобы снова добыл для нас лекарства.

— Положим, он их добудет, но ведь фрицы опять отберут.

— Придумаем надежный тайник.

— Раньше я очень боялась смерти, но теперь… Может быть, тот цыган был прав?..

— Что ты говоришь, Гита! — негодует Кристап. — Мы должны выжить!

— Чтобы так мучиться?

— Чтобы помочь другим! — убежденно отвечает Кристап. — А для этого нужны лекарства.

На сей раз успокоить Гиту не так-то легко.

— Мне не ясно, стоит ли вообще их спасать. Некоторые так слабы, что ничего не заметят — просто заснут и больше не проснутся. А остальные? Что их ждет — завтра, послезавтра, через месяц. Не понимаю, почему во всех книгах пишут, что в первую очередь надо спасать детей. Мне кажется, что в их возрасте умирать гораздо легче, в полном неведении.

— А будущее народа?

— Звучит благородно, — говорит Гита с горькой усмешкой. — Но им от этого не легче. Я тебе серьезно говорю: в тот день, когда мне станет невмоготу тут работать, когда у меня не хватит сил протянуть кружку воды и соврать, что это лекарство, я тоже брошусь на проволоку.