Якорь в сердце

— Я и сам бы снова пришел, — тяжело проронил он, и чувствовалось, что это на пустые слова. — Пускай что угодно — не могу сидеть здесь наедине с мыслями… Эх, Зайга, не вовремя ты заболела…

Он умолк. Майор предупреждающе покосился на Густу: пока откликаться на эти слова еще не следовало. Но Бритынь и не ждал ответа.

— Когда приехала «скорая», жена уже говорить не могла — так болело. Шофер с санитаром старались нести поосторожнее, но лестница, сами знаете… А Зайга при каждом толчке только стонала и все крепче сжимала мою руку.

«Хорошо, что сразу позвонили, — утешала меня докторша. — В таких случаях решают минуты. Хирург уже извещен и ждет в операционной». — «Слышала, Зайчик? — пытался я подбодрить жену. — Все будет хорошо. Не успеешь моргнуть — тебя уже доставят в больницу…»

Мы вышли из ворот, а ЗИМ в этот миг сворачивал за угол! — Бритынь стиснул голову ладонями. — В то время я еще ничего не понял. Пока бежал наверх, пока вызывал другую машину, да и потом, в больнице, не до того было. Попозже мне сказали, чтобы не путался под ногами, и я пошел домой. А так примерно через час явился Извозчик.

«Заказ выполнен! — самодовольно сказал он. — Поехали к твоему клиенту». — «В самосвале, что ли?» — спросил я, чтобы что-то сказать: мне было не до того. «Самосвал в гараже, спит сном праведника, — и Извозчик весело засмеялся. — А шины уже лежат в обычном месте. Все вышло гладко, как в кандидатской диссертации. Ты только послушай: катаемся мы, значит, по городу, и вдруг…»

Дальше я не слушал. За стеной зазвонил телефон, и я как-то сразу понял, что это — из больницы. Сосед позвал меня. Трубка прыгала в моих руках.

«Умерла? — не понял я. — Как это — умерла? Вы же говорили…» — «Слишком поздно, — сказал голос на том конце провода. — Мы сделали все возможное. Если бы ее доставили хоть на полчаса раньше!»

Я вернулся в комнату, чувствуя, что теряю рассудок. А там Извозчику все не терпелось досказать о своих приключениях.

«Да ты послушай, что за сказочное везение! Значит, вдруг вижу — стоит ЗИМ «скорой помощи», и прямо у твоего дома! Тебе что, неинтересно?» — перебил он сам себя. «Ладно, говори!» Теперь я должен был услышать все до конца. «Я — в машину, и…» — «Угнал «скорую»? Ты?» — «Еще как! На первой космической! Раз заказаны шины с ЗИМа…»

У меня не было сил прикончить его…

Бритынь умолк. И вдруг вцепился в руку майора:

— Но вы это сделаете, гражданин начальник? Правда ведь, вы отомстите за смерть моей жены?

Впервые в жизни майор не знал, что ответить.

1965

Перевел В. Михайлов.

ЛИНИЯ УДАЧИ НЕОЖИДАННО ОБРЫВАЕТСЯ Очерк

Старый Трубек который год безуспешно единоборствовал с бессонницей. Пока он работал проводником в купированных вагонах, дело еще куда ни шло, — можно было добровольно вызваться на рейс в Таллин или Ленинград, продежурить ночь напролет и тем оказать услугу себе, пассажирам и товарищам по работе, которые в это время спали сном праведника, а в дни получки поднимали за Трубека чарочку, желая ему долгих лет жизни и несокрушимого здоровья.

Но закон есть закон, и в один прекрасный день его проводили на пенсию. Отныне жизнь стала невыносимой и для Трубека и для его сына с невесткой. Невестка никак не могла привыкнуть к неугомонному «пассажиру», который через каждый час отворял в квартире все двери, по нескольку раз выходил в сад прогуливаться, чуть свет включал пылесос и полотер. Наконец она собралась с духом и предложила:

— Почему бы вам, отец, не пойти поработать вахтером? И вы успокоитесь, и семье польза. Когда в доме двое школьников, лишняя копейка не помешает.

В самом деле, почему бы не пойти? Спустя неделю Трубек принес домой овчинную шубу, сапоги, выданные органами охраны, а также вооружение, которое на смех внукам состояло из одного свистка. Правда, вмонтированная в свисток сухая горошина придавала ему некоторое сходство с милицейским, но Трубеку от этого не стало веселей на душе. Неужто ему, старому партизану гражданской войны, нельзя было доверить какую-нибудь огнестрельную штуковину? И объект поважнее, чем продовольственная лавочка? Как назло, ни Трубек, ни его сын не состояли в охотничьем обществе, поэтому он не мог прихватить на дежурство даже простой двустволки, разве что здоровенный финский нож, которым обычно стругал лучины для растопки. Хорошо, хоть магазин находился по соседству, между их домом и главным корпусом обувной фабрики. И два раза в ночь, ровно в двенадцать и в пять, с хронометрической точностью, как подобает старому железнодорожнику, Трубек являлся домой, чтобы принять лекарства и запить их стаканом горячего чая. Так прошло лето. Шуба и сапоги лежали в нафталине. Миновал на редкость теплый в этом году сентябрь. Казалось, даже свисток можно оставлять в ящике стола, до того спокойными были ночи сторожа: лишь иногда случалось перекинуться неторопливыми фразами с патрулирующим милиционером, покалякать с запоздалым прохожим, которому развязал язык алкоголь.

Наступила ночь на первое октября.