Якорь

Сухой официальный тон координатора Первого отдела не предвещал ничего хорошего, но я согласилась. Я, в общем, ждала чего-то подобного. Это заметно, когда отношение человека к тебе меняется так резко. Вак был моим учителем, и не только в области пилотирования, хотя это, конечно, в первую очередь. Мы воевали вместе. Мы были вместе на Клондайке, на Примуле, в зоне Лойка. И когда, после войны, Калымов ушел в Бюро, он звал нас, пилотов третьей специальной планетарной группы, с собой. Кое-кто согласился, я сочла за лучшее принять предложение моего старого знакомого с Ашата. Не то, чтобы я испытывала недостаток в предложениях о работе. Просто мне тогда покоя хотелось. Стабильности. Должность инструктора по пилотированию в Ашатском Университете меня устраивала со всех сторон. Опять же, и работа скучать не дает, и пространство рядом. Это через полгода я потихоньку начала выть, устав от сидения на одном месте.

Калымов, конечно, расстроился, но виду не подал и даже оставил в покое, на время. А потом однажды заявился, гоблин из табакерки, и подкинул мне «Корунд» с довеском в виде обезглавленного экипажа… но сейчас-то я о другом.

Есть у меня сильное подозрение, что Валентин Александрович так до конца и не поверил, что я — это я. То, как он на меня иногда смотрит, каверзные вопросы, которые при случае пытается задавать, все говорит о том, что меня продолжают проверять. Видно, что он старательно избегает встреч со мной, а если избежать не удается, то не смотрит в глаза и отделывается короткими, ничего не значащими репликами. Продолжаться до бесконечности это не может, вот, значит, и настала пора прояснить ситуацию.

Разлюбезного калымовского синтетического кофе я не держу: как-то раз, давно, довелось попробовать натурального, из Солнечной.

Интересно, помнит он об этом?

Когда в дверь коттеджа забарабанили, я была готова встречать гостя. В наличии на кухне имелся черный чай и какое-то печенье, выданное на-гора простеньким кухонным синтезатором. Снеди этой предстояло быть элементом декора. Ибо гость не будет пить чай, а мне тошно смотреть на печенье.

— Добрый день.

Отрадно видеть Калымова никуда не спешащим.

— Здравствуйте. Рада вас видеть. Проходите на кухню. Правда, кофе у меня нет…

Мы уселись напротив друг друга, кухонный столик перевоплотился в стол переговоров. Калымов позвякал в чашке ложечкой, и сразу взял быка за рога.

— Саша, я пришел, чтобы с вами серьезно поговорить.

— Я догадалась.

— Мне не хочется вас расстраивать… но, наверное, придется. Я знаю, что вы хотели бы вернуться в космос. На «Корунд».

Так. Понятно. Что же, и я думаю все время о том же: возвращаться мне нельзя.

— В общем, я буду вынужден отклонить любую просьбу такого рода, по целому ряду причин.

— Да. Я знаю.

Он посмотрел на меня в некотором затруднении, очевидно, ждал другой реакции. Ну, может, Сандра ответила бы иначе… Да что это я? Так же она бы ответила. Слово в слово. Для нас обеих дело — на первом месте. Ну, льщу себя надеждой, что это так.

— Вы расслышали?

— Конечно. Валентин Александрович, если я сама своей памяти не доверяю, разве я могу рисковать? Вы бы рискнули?

Он медленно покачал головой:

— Мне трудно судить. Рискнуть, безусловно, хотелось бы. И все же мы говорим сейчас не обо мне.

— А со мной тоже все не сложно. Впрочем… вы могли бы сделать мне приятное. Ведь на спутнике Бюро есть имитационный тренажер?

Я выдержала недолгий пристальный взгляд бывшего шефа. В прошлой жизни это был знак, что проблема решится в мою пользу.

Так и вышло. Калымов, наконец, усмехнулся, кивнул:

— Я посмотрю, что можно сделать. Ну, спасибо за чай.

Вот так эпохальная встреча состоялась и ничего не прояснила. Посмотрим, что будет дальше…

Первой улетела Жанна. Мы с Игорем провожали ее до телепортатора на внутрисистемный лайнер. Жанне предстоял долгий путь до станции переброски, что крутится на внешней гелиоцентрической орбите, где она перескочит на нужную координационную ветку, пересядет на космический корабль. Корабль унесет ее на неведомую шахтерскую планету, на ближайшие полгода отделит ее от Флоры и от нас.

Я до самого момента прощания надеялась, что и Димыч придет проводить. Но капитан «Корунда» так и не появился.

А на следующий день Игорь узнал от Калымова точную дату, когда «Корунд» уходит в рейс. Оказалось, это случится через неделю. Именно тот момент я выбрала, чтобы сказать ему, что остаюсь.

— Почему?

Я ждала этого вопроса, готовилась к нему. И вдруг растерялась. Ответить хотелось честно, а все мои аргументы были лишь полуправдой.

Я ответила, стараясь глядеть ему в глаза.

— Потому что прошло слишком мало времени. И то, что я вспомнила, это все может уйти. Вдруг. На раз. И еще. Мне не все равно, как, и кем, я вернусь в космос. Я не смогу быть просто пассажиром. Ты меня прости, если это тебя заденет, но мне будет очень тяжело сидеть в пассажирской каюте, зная, что всего за несколько переборок кто-то прокладывает курс или стоит вахту. А стать членом экипажа в моем нынешнем состоянии… с моей ненадежной памятью и неизвестно, насколько сохранившимися знаниями и умениями…