Якорей не бросать

Подчиняясь инстинкту, сюда приходили косяки рыб, приходили на свои вековечные места обитания и размножения. И здесь их путь кончался — они попадали в трал. Они не понимали, что надо плыть как можно дальше от этих мест, искать другие — безопасные и богатые пищей— пастбища. Они не знали, что человек поставил себе на службу их инстинкт, их стремление дать потомство в определенном месте и в определенное время, изучил пути их миграции и заранее ждет наготове и что они занесены уже в сводки, уже известен приблизительный улов и сколько будет прибыли у той или иной рыболовной фирмы.

В этих разоренных местах валялись черные тяжелые шары, зеленые или белые куски тралов, обрывки колючих ржавых тросов, длинные якорные цепи, железные дырявые и вонючие бочки, рыбацкие резиновые бахилы, брезентовые драные рукавицы, пустые консервные банки, битые стеклянные и пластиковые бутылки, рваная одежда...

Он не знал, что это такое и для чего предназначено, но инстинкт подсказывал опасность, и Луфарь старался избегать таких мест.

Ему попадалась раздавленная рыба, еще не съеденная звездами и акулами-мусорщиками, отсеченные головы, внутренности, отрезанные хвосты — какое-то безжалостное и могучее чудовище искромсало в ярости рыбу, перемололо и выплюнуло остатки.

Однажды он наткнулся на гигантского омара, попавшего в решетчатую металлическую ловушку. Луфарь не знал, что омар соблазнился приманкой — кусочком тухлого мяса или рыбьей головой, — которую подсунул ему человек, и сам залез в ловушку. Полакомившись деликатесом, омар обнаружил, что по-дурацки попался на хитрость человека, и теперь пытался освободиться из своей тюрьмы. Он в ярости бился туловищем в железные прутья, и в воде далеко раздавался звук тяжелых ударов: «Бум! Бу-ум!» Ловушка содрогалась, но свободы омару не давала. Устав молотить закованным в костяной панцирь телом, омар делал попытки перекусить проволоку могучими клешнями, но слышался только противный скрип — железо не поддавалось. Мощные ногочелюсти, которыми омар мог в один миг разодрать пополам большую рыбину, были бессильны против металла.

Измученный бесплодной борьбой, омар затих темно-коричневой шершавой грудой в углу клетки, изредка шевелил длинными усами-хлыстами, высунув их на волю, да вращал черными маленькими глазками из-под раз и навсегда насупленных костяных бровей на столпившуюся вокруг ловушки рыбью мелюзгу, что с тупым любопытством наблюдала за его тщетными попытками освободиться. Набираясь сил для продолжения схватки с коварной ловушкой, омар подавал сигналы о помощи, ожидая поддержки сородичей, но никто не приходил на его призыв, наоборот, услышав сигнал бедствия, стремились подальше обогнуть опасное место.

Увидев Луфаря, омар замер, с надеждой глядя сквозь решетку своей тюрьмы. Но чем мог ему помочь Луфарь? Он, как и омар, был бессилен перед изощренным умом человека.

Луфарь поплыл прочь, слыша за собою звон яростных ударов омара в железные прутья решетки: «Бум! Бу-ум!»

Долго сопровождал его этот звук, долго еще омар продолжал обреченную схватку с клеткой.

Луфарь не знал, конечно, что эта ловушка так и останется на дне со своим пленником, потому что при тралении был оборван линь, соединяющий ловушку с буем-указателем на поверхности океана, и теперь ее не поднять с грунта. И омар умрет голодной смертью и сам станет приманкой, в ловушку полезет другой, чтобы полакомиться своим сородичем, — и тоже погибнет.

Луфарь двигался на север...

Ему попадались затонувшие деревянные корабли, источенные морскими червями, заросшие водорослями и ракушками. Полузатянутые или совсем ушедшие в трясину песка и вековечного ила, они были похожи не столько на корабли, сколько на холмы на дне океана.

Встречались корабли и менее обросшие, но зато разорванные какой-то чудовищной силой, зияющие огромными рваными дырами в бортах, с искореженными мачтами, проржавевшие, погибшие в последнюю войну.

Попадались и недавно затонувшие громады. Они были такими длинными, что приходилось долго плыть вдоль черного корпуса. От этих судов часто пахло той жгучей грязью, что залепляет жабры, и вода вокруг была противной и горькой. И тогда Луфарь стремился побыстрее покинуть это место, добраться до чистой воды, где легче дышать.

Порою из разломов кораблей медленно вытекала густая черная жидкость, разливалась в толще океана, смешиваясь с чистой водой, и образовывала огромные смертоносные течения, тянущиеся на сотни миль, и от них мутнел серебристо-голубой покров над головой, пугая нависшей темнотой и удушливой вонью.

Ему встречались рогатые, уже обросшие ракушками большие шары. Луфарь не знал, да и знать не мог, что это «творение» попало в океан в войну, давно проржавело и в любой момент может взорваться и уничтожить жизнь далеко вокруг себя.

Если бы он знал, что у «хомо сапиенс» есть оружие, способное уничтожить жизнь не только в океане, но и на всей планете, где все извечно, в высшей степени гармонично и обусловлено миллионами лет развития, в течение которых природа отшлифовала сама себя в красоте и целесообразности.