Яков Брюс

По этому поводу в вышедшей в 1705 году в Нарве брошюре барона Гюйссена говорится: «…генерала Брюса послали на скоро осаждать Нарву, а также он должен был доставить туда из Новогорода нужные военные припасы для войск, которые за ним следовали из разных мест. Это повеление он не исполнил с надлежащею быстротой, почему многие подведомственные ему артиллерийские служители, вопреки желанию и указу царя, остались позади. Это обстоятельство и было сначала поводом к обвинению генерала: его арестовали и отдали при Нарве под военный суд. Однако, по прошествии нескольких дней, когда были выслушаны оправдания Брюса и когда найдены основательными, его освободили с возвращением прежнего звания и допущением к исправлению высших должностей»[26].

Как видно, Гюйссен, приводя свою версию случившегося, считает, что Брюс был отдан под военный суд при Нарве и освобожден сразу, никаких пяти месяцев заключения не было.

Однако, ссылаясь на немецкого писателя Вебера, известный исследователь Бантыш-Каменский сообщает следующее: «…ему велено было поспешать с вверенными войсками, но как они были расставлены по разным местам: то Брюс и не мог собрать их к назначенному сроку. Недоброжелатели его воспользовались этим случаем, чтобы очернить усердного начальника. Он был лишен команды, и в опале сохранил великость духа. В 1701 году невинность Брюса оправдана…»

У историка Н. Г. Устрялова в «Истории царствования Петра Великого» приведена «Записка о ругодевском (нарвском) походе», в которой говорится: «28 июля [8 августа по новому стилю] 1700 года посланы из Москвы Яков Брюс, Иван Чамберс, Василий Корчмин до Новгорода, на скоро, и поспели в Новгород в 15 дней, за что гнев воспринял от его величества Яков Брюс и от команды ему отказано. Послан вместо Брюса, с полками, новгородский воевода Ив. Юр. Трубецкой». То есть Устрялов утверждает, что к Нарве Брюс вообще не ходил и уже в Новгороде был отстранен от командования[27].

Исследователь М. Д. Хмыров считал, что возвращен был Брюс «к отправлению прежних должностей» только после того, как оправдания его были признаны основательными.

Таким образом, историки пытались по-разному объяснить причины опалы, якобы обрушившейся на Брюса, веря немецкому автору и принимая его информацию за чистую монету.

На самом деле, в уже упомянутом письме Петра Трубецкому четко указано, что послан Брюс «для блакира и пресечения путей в Ижорскую землю», то есть ни о каком штурме Нарвы, одной из самых укрепленных цитаделей в Прибалтике, речь не шла, и за это никакого гнева Петра не могло быть.

Поход, о котором сообщает Петр, имел цель привести в Новгород под команду князя Трубецкого военных специалистов: инженеров, артиллеристов, фортификаторов, чтобы использовать их «для блакира и пресечения путей».

Подтверждением этому может служить фраза из «Гистории Свейской войны», в которой отмечено: «…в Новгород послан указ к губернатору князю Трубецкому, чтоб он блаковал Нарву, по которому указу он, губернатор, из Новагорода пошел к Нарве…»[28]

Что же касается чести жены Я. В. Брюса, то об этом у Гюйссена в его «Пространном обличении преступнаго и клеветами исполненного пасквиля» сказано: «Каким же образом его уважаемая супруга могла способствовать к освобождению мужа у князя Александра Даниловича, то никоим образом представить себе невозможно. В то время она находилась в Москве и, следовательно, за 130 миль от Нарвы, где был князь Александр Данилович. При тогдашнем положении дел мало думали о дамах, а между тем Брюс был освобожден гораздо прежде прибытия Меншикова в Москву. Вместе с тем известно, что эта самая дама, вполне достойная любви и уважения, довольно полна, известных лет, прекрасной репутации, совершенно христианской жизни и поведения, и более всего занята заботами о своем хозяйстве, нежели галантными похождениями»[29].

Эпизод с пасквилем Нейгебауэра показывает механизм действия легенд и мифов, которые позднее сочиняли о Брюсе.

К сожалению, лживая брошюра Нейгебауэра неоднократно переиздавалась с разными добавлениями во многих странах Европы. В ней затронута еще одна тема, очень важная с точки зрения создания варварского образа России среди европейских народов. Здесь рассказывается не только о жестокостях по отношению к иностранцам на русской службе, но и о жестоком обращении с пленными. Так автор брошюры утверждает: «шведы… поступают с пленными более по-христиански, нежели русские… последние думают, что только они христиане, а шведы, и в особенности все немцы, не более как бусурманы и язычники»[30].

Теперь, через 300 лет после описываемых событий, непредвзятые историки без политической ангажированности и национальной привязанности делают выводы, которые противоречат писаниям Нейгебауэра и других авторов публикаций, выходивших в Европе в свое время.