Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Воспоминания Тейтеля, вышедшие под титулом «Из моей жизни. За сорок лет», были написаны им в послереволюционные годы в Киеве. Отрывки из них увидели свет уже в эмигрантских изданиях – в русских газетах Берлина и Парижа, еврейской печати в Риге. Так, один из отрывков был помещен в первом выпуске «Летописи Революции»124Редактор этого издания Борис Николаевский, планировавший опубликовать рукопись полностью, сообщил М. Горькому в ноябре 1922-го, что посылает ему в особом пакете «2-й т<ом> записок Я<кова> Л<ьвовича> Тейтеля. Для № 1 мы из него взяли (т<ом> II, стр<аницы> 24–30) отрывок о судах по аграрным делам. Он не очень интересен, но нам хотелось просто иметь лишнего буржуа в номере»125Вероятно, сам Тейтель с юмором воспринял бы такую оценку. Горький, хорошо знавший Тейтеля по Самаре, с интересом прочел рукопись и отозвался о ней в ответном письме к Николаевскому, отправленном из Саарова тогда же, в ноябре 1922-го: «Воспоминания Тейтеля написаны блестяще с литературной стороны и несколько наивно по содержанию. Но в наивности автора есть своя прелесть, искупающая все недостатки книги. Со страниц ее встает живая фигура человека почти святого, это как бы второй доктор Гааз, человек, всю жизнь свою бескорыстно и с восторгом служивший людям. К тому же он еврей, что придает книге особое значение. Несомненно, ее будут читать, и многих она научит многому хорошему. Решительно высказываюсь за издание. Просите автора о праве сокращений»126Однако «ввиду дороговизны и кризиса в издательстве» отдельное издание мемуаров было отложено127, полностью книга в серии «Летопись Революции» не была издана. Она вышла в 1925 году в парижском издательстве «Я. Поволоцкий и Ко».

В одной из рецензий на мемуары Тейтеля неизвестный автор в берлинской газете «Русское эхо» задался вопросом: «Возможно ли любить два народа – свой и чужой? Возможна ли национальная полигамия в принципе?» Он нашел ответ на эти вопросы в том, что «Тейтель, конечно, еврей… По своей деятельности, по своим отношениям, в соответствии с пульсированием всего своего «Я» <…> Он также и русский, потому что он любит Россию внутренне и глубоко, потому что русский народ составляет его природу, потому что к русскому крестьянину и русскому интеллектуалу он испытывает одинаково родственные чувства, они ему одинаково близки и дороги. Две тоски, две любви, две страсти, две боли, два восторга – в одной душе. В одном сознании. Он любит русских еврейской любовью и евреев – русской! И всем, кто скептически поводит плечами и не понимает, как это возможно, я рекомендую прочесть эту книгу. «Тевье-Молочника» Шолом-Алейхема и «Платона Каратаева» Льва Толстого – обоих Тейтель объединяет в себе. В течение своей долгой жизни его любили оба народа, и он был честным и неутомимым борцом для народа, для обоих народов»128В ХХ веке редко какой общественный деятель, не говоря уже о политике, удостаивался такой мощной характеристики.

Книга воспоминаний Тейтеля верой в Человека и правдой истории служила делу помощи ближнему: автор активно подписывал дарственные экземпляры на своих юбилеях, дарил ее соратникам и друзьям, всем, кому была интересна дореволюционная Россия, история права и положение еврейства. Ряд ее экземпляров содержали автограф автора под его фотопортретом, личные пожелания дарителя и дату дарения или памятного события. Некоторые экземпляры издания постигла не менее удивительная судьба, чем их автора. Они исполнили мечту Якова Львовича, которую он часто упоминал в беседах или в переписке, – вернуться к своему столетию на родину, в Россию. В московской Российской государственной библиотеке (РГБ) хранятся три экземпляра парижского издания мемуаров Якова Львовича Тейтеля, один экземпляр немецкоязычного перевода воспоминаний, вышедших в Берлине в 1929 году, и два экземпляра книги «Я. Л. Тейтель. Юбилейный сборник: 1851–1931». Они содержат информацию, которая заслуживает особого внимания.

На одном из титульных листов русскоязычных воспоминаний Тейтеля – в фондах РГБ имеется дарственная надпись Леонтию Брамсону, близкому другу и многолетнему соратнику автора по дореволюционной работе в московском отделении Общества распространения труда между евреями (ОРТ), а после 1920 года в Берлинском ОРТ и в Союзе русских евреев в Германии: «Дорогому Леонтию Моисеевичу Брамсону с самыми сердечными приветствиями». Надпись датирована 5 февраля 1929 года: в конце 1920-х Брамсон покинул Берлин и переехал во Францию.