Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Как я уже писал, меня интересовал вопрос о положении детей улицы. Этот вопрос до сих пор более или менее удовлетворительно нигде не разрешен. Имеются исправительные детские колонии, приюты, но везде берут на свое попечение детей, проявивших в чем-нибудь порочность. На массу же бесприютных детей, детей улицы, создающих кадры алкоголиков и преступников, общество и государство не обращало достаточного внимания.

Случай поработать в пользу детей улицы скоро представился. После введения винной монополии277 торговля водкой перешла к казне, создались «царские кабаки», дававшие правительству почти две трети всех государственных доходов. С одной стороны, Министерство финансов требовало от своих агентов, акцизных чиновников, стремиться к извлечению как можно больших доходов от пьянства, награждая за эту деятельность чинами и орденами, а с другой, эти же чиновники должны были отвлекать народ от пьянства, – устраивать народные столовые, чайные, библиотеки. Создан был целый институт: «Попечительства о народной трезвости»278Средства на борьбу с пьянством отпускало Министерство финансов через акцизных чиновников. Хотя во главе городских попечительств стояли городские головы, в комитете большинство было из представителей Министерства финансов, и главные средства давало это министерство. Понятно, что руководящую роль играли акцизные чиновники.

Городским головой в 1902 году в Самаре был мой добрый знакомый, бывший член окружного суда П. А. Арапов279По его приглашению, условившись с ним о программе нашей деятельности, я был избран городской думой и получил звание участкового попечителя о народной трезвости. Должен сказать, что в Самаре некоторые акцизные деятели, например покойный Котельников, впоследствии библиотекарь Государственной Думы, чувствовали всю ложность своего положения и искренно хотели работать в ущерб главной своей задаче – извлечению доходов от пьянства; но их усилия были безуспешны. Кончилось тем, что Котельников переведен был в наказание из крупного центра – Самары – в глухой Оренбург, а затем он и Гладышев были уволены. Я пришел к убеждению, что хотя и нужна борьба со взрослыми алкоголиками, преимущественное внимание должно быть обращено на детей, развращаемых улицей. С председателем и некоторыми членами комитета мы подали записку, в которой настаивали на открытии сада для детей улицы. В комитете возникли споры: одни были за наше предложение, другие же признали существование такого сада не только бесполезным, но даже вредным.

«Помилуйте, – говорили мне, – вы будете собирать этих воришек, хулиганов, забавлять их, какие-то игры устраивать. Это тем более недопустимо, что вместе с этими испорченными детьми будут и честные дети, которые под их влиянием тоже развратятся».

После многократных заседаний наше предложение было, однако, принято.

Это было в первых числах февраля. Необходимо было торопиться к весне открыть сад. Главным образом, конечно, нужно было позаботиться о средствах. Министерство финансов их не давало. Городское самоуправление не могло дать, так как высшая администрация не утвердила бы таких расходов. Нужно было обратиться к частной благотворительности. В данном случае «Самарская газета» оказала нам большую услугу. Печатая отчеты о заседаниях комитета, она энергично защищала наше предприятие и всё время, почти каждый день, в том или другом отделе, помещала заметки о предполагаемом к открытию саде. По просьбе городского головы Арапова, владелец самого крупного на Волге пивоваренного Жигулевского завода, А. Ф. Вакано280, отвел нам для сада большую площадь на одной из окраинных улиц, недалеко от Молоканского сада, губернской земской больницы и тюрьмы. Насчет соседства с последней многие острословили. Приверженцы сада говорили:

– Надо детей посылать в сад, а не готовить для тюрьмы.

А противники говорили:

– Под влиянием сада детям прямая дорога в тюрьму; слава богу, туда недалеко, и казна будет меньше расходовать на отправку их туда.

Как я сказал, на мою работу, на возню с евреями высшая администрация смотрела косо, но вредить мне сильно не могла. Кроме местных влиятельных судейских, меня сильно поддерживал прокурор Саратовской судебной палаты Федор Арнольд.