Яков. Воспоминания (СИ)

— Возможно, для того, чтобы манипулировать Бенциановой. — предположил я. — Привести ее к какой-то мысли, действию. Если мы узнаем мотив, то, возможно, поймем, кто убийца. Я еще раз поговорю с Бенциановой.

— Ой, нет! Я думаю это будет крайне затруднительно, — спохватилась Анна Викторовна. И добавила виновато: — После моего визита к ней.

— Ох уж эта Ваша самодеятельность, Анна Викторовна, — вздохнул я с неудовольствием.

Анна виновато понурилась. Я в который раз обругал себя за бесчувственность и добавил:

— Хотя за мальчика и проволоку хвалю.

Голубые глаза вспыхнули радостью в ответ на скупую мою благодарность.

Разговор с Бенциановой и в самом деле вышел очень непростой. Характер у старухи и так был не сахар, а тут еще она ни за что не желала расставаться с иллюзией того, что видела именно своего сына. Я сочувствовал ее горю, но как мог старался убедить ее в истинном положении дел.

— Поймите, он вовсе не дух, — урезонивал я ее, призвав на помощь всю силу убеждения, какой владел. — Он живой!

— Живой, — кивала мне головой Бенцианова, — мой Петруша живой!

— Ради памяти своего сына! — продолжал я бороться с ее заблуждением. — Ну не дайте Вы себя обмануть! Я точно знаю, что Вашему сыну бы не понравилось, если бы какой-то другой мальчик выдавал себя за него.

— Другой? — вроде бы прислушалась ко мне Антонина Марковна. — Как это другой? Он похож! Он очень похож…

Кажется, она все-таки услышала меня.

— Это не Петруша? — спросила она, и глаза ее стали наполняться слезами.

— Нет, — вынужден был подтвердить я.

— Не сын мой? — она заплакала.

Честное слово, если бы не убийства, которых уже было два и которые могут продолжиться, я предпочел бы оставить эту несчастную женщину в ее заблуждениях. Иногда и заблуждения могут быть полезны. Они спасают от боли.

Впрочем, характер у Бенциановой был очень сильный. Вскорости она взяла себя в руки и успокоилась. И я получил возможность расспросить ее о случившемся.

— Вы мне расскажите, о чем Вы разговаривали с этим мальчиком, — попросил я Антонину Марковну. — В беде он сейчас.

— Как в беде? — забеспокоилась помещица.

— В руках преступников он, — пояснил я. — Вы помогите мне его найти. Это важно! О чем Вы с ним разговаривали?

— Он… Он ревновал ужасно, — припомнила, волнуясь, Бенцианова. — К племяннику и к жене его. Говорил, что они плохие, что они не любят меня. И требовал, чтобы они уехали.

Вот, значит, как. Похоже, я был прав в своих подозрениях. Преступнику, а скорее, преступникам мешало то, что в доме много народу. И они пытались удалить Татариновых, манипулируя Бенциановой при помощи мальчика.

— Поэтому Вы и охладели к племяннику? — уточнил я.

— Ну, вот возьмите, здесь письма лежат, — указала на бюро Антонина Марковна. — В письмах тоже наговаривали что-то на него, что не нужна я ему, что, мол, деньги мои только ему нужны, племяннику моему.

— Да… — сказал я, проглядывая письма. — Из письма выходит, Ваш племянник сущий злодей и мошенник. Кто-то не хотел, чтобы он получил наследство.

— Ну так нет у меня больше никого! — удивилась Бенцианова. — Только он да я.

— Может, еще кто-то в наследники намечался? — спросил я.

— Нет, нету никого. Нету, — категорически потрясла она головой.

— А Пахомовна? Может, она на что надеялась? — высказал я предположение. — А здесь появился Ваш племянник, а она от обиды и стала писать эти письма?

— Пахомовна? — поразилась Бенцианова. — Нет! Она же неграмотная была.

— Антонина Марковна, — спросил я ее. — Вы храните в доме драгоценности?

Лицо ее тут же приняло замкнутое выражение.

— Что я храню и где храню, — ответила она мне резко, — это Вас совершенно не касается!

В общем-то, тоже ответ, своего рода. Потому что мне абсолютно понятно, что Бенцианова действительно хранит в доме ценности. И именно за ними, видимо, и идет охота.

Я распрощался с Антониной Марковной и покинул дом.

На улице возле экипажа меня ожидала Анна Викторовна. Видимо, она волновалась, как пройдет мой разговор с Бенциановой, рассерженной ее вмешательством, и решила поскорее узнать, как дела.

— Яков Платонович! — окликнула меня Анна, едва я вышел на улицу.

Я повернулся к ней с вежливой улыбкой.

— Убийца кашляет! — выпалила Анна.

— Что? — я не понял, что она имеет в виду, кроме, пожалуй, того, что сюда ее привело не беспокойство за исход разговора.

— Ну, видимо, у него чахотка, — пояснила Анна Викторовна.

— Что Вы говорите! — усмехнулся я таким подробностям. Не иначе медицинские сведения из мира духов.

— Я говорю, что убийца чахоточный, — не реагируя на мою иронию, повторила Анна Викторовна.

Может, я не прав, и духи тут не при чем? Иначе она бы на меня уже обиделась.

— А откуда Вы это взяли? — осторожно поинтересовался я.

— Дворник сказал! — откровенно соврала Анна.

Врать она по-прежнему не умела, но продолжала пытаться. Значит, все-таки вести с того света.

— Странно, — ответил я. — А мне он ничего такого не говорил.

Анна Викторовна гордо вздернула подбородок, но спорить со мной не стала. Я взял ее под локоток, чтобы помочь подняться в экипаж, когда нас настиг окрик Коробейникова.