Яков. Воспоминания (СИ)

— Яков Платонович, — повернулась ко мне Анна Викторовна с умоляющим лицом. — Прошу, найдите ее. Я надеюсь, что это поможет.

— А когда и где Вы нашли эту записку? — спросил я ее.

И почему она раньше мне ее не отдала, хотел бы я знать. От пущего доверия и надежд на меня?

— В ее комнате, в тот же день.

— А почему Вы мне не показали?

— Потому что я думала, — потупилась Анна Викторовна, — что Вы более важными делами заняты. — Пожалуйста! — заглянула она мне у глаза умоляюще. — Не оставляйте поисков! Найдите ее. Ведь она только нам двоим нужна.

Нам двоим! Звучит как насмешка, право. Кем, интересно, она считает меня, если предполагает, что я могу бросить поиски пропавшей девушки без ее просьбы?

— И князю, — напомнил я ей, чувствуя, как при упоминании Разумовского ярость и ревность вновь заставляют мое сердце биться чаще. — Больше ничего не хотите мне сказать? — спросил я, понимая, что это лишнее, но не в силах сдержаться.

— Нет, — покачала головой Анна Викторовна.

Что ж, оно и к лучшему. Все ведь уже сказано на самом деле.

В управление я вернулся в совершенно отвратительнейшем настроении, да и состоянии. Я устал и чувствовал себя столетним стариком. Видимо, сказалось неистовое напряжение последних дней, усталость навалилась как-то сразу и отпускать не собиралась. Очень хотелось просто сесть с закрытыми глазами и не думать ни о чем. Но подобные эксперименты я проводить не собирался. Вряд ли у меня получится ни о чем не думать сейчас. А значит, нужно работать, выжимая из организма все силы, до тех пор, пока не упаду и не засну без снов от смертельной усталости.

Коробейников, сидевший за своим столом перед какими-то бумажками, поднял на меня взгляд и снова вернулся к своему занятию. Я задержался у его стола посмотреть, чем она занят. Перед ним были разложены маленькие бумажки с написанными на них буквами, которые Антон Андреич передвигал по столу, периодически помечая что-то в блокноте.

— Что Вы делаете? — спросил я, заглядывая ему через плечо.

— Выписал вырезанные буквы, — пояснил он свое занятие, — и пытаюсь составить из них слова.

— Но слова-то неизвестны, — сказал я, потянувшись передвинуть бумажку с буквой, чтобы получилось что-то внятное.

Коробейников перехватил мою руку, не дав коснуться.

— Слова улетают, но написанное остается, — произнес он значительно. — Это очень важно.

— Ну и что? — полюбопытствовал я. — Что-то получается?

— Пока нет, — вздохнул Антон Андреич. — Но логика и интуиция — они не дают мне потерять надежду.

В этот момент наше внимание привлекли невнятные, но очень громкие крики, доносящиеся из-за двери. Выйдя, мы имели сомнительное удовольствие лицезреть, как двое городовых с немалым, надо сказать, трудом, помещают в клетку вусмерть пьяного задержанного. Он сопротивлялся изо всех сил и протестовал столь оглушительно, что слышно было, наверное, на два квартала вокруг.

— Что здесь происходит? — спросил я городовых.

— Замятин, отставной подпоручик, — доложил один из них. — Задержали по Вашему приказанию.

Поручик, обнаруживший себя запертым, снова принялся разоряться оглушительно громко, но совершенно нечленораздельно. В камеру его засунуть, что ли? Оттуда хоть не так сильно слышно будет.

— Может, поддать ему, Ваше Высокоблагородие? — с надеждой спросил меня Евграшин.

Я его понимал, но принципы есть принципы.

— Пусть проспится, — велел я. — Завтра поговорим.

— Да, Яков Платоныч, — спохватился Евграшин, подавая мне конверт. — Вам тут письмо.

Письмо? Мне? Сердце забилось сильно и часто, сбилось дыхание.

Но уже в следующую секунду вернулось к привычному ритму. Это Нина всего лишь.

«Хочу тебя видеть, — писала мне Нежинская, — завтра, в полдень».

Нина Аркадьевна в своем репертуаре. Как всегда, абсолютно уверена, что имеет право вызывать меня, когда ей вздумается. Ладно, я схожу, если время будет. Может, у нее что-то важное.

Внезапно в дверь участка вбежала чрезвычайно взволнованная Полина, воспитанница Воеводина, с которой я познакомился сегодня утром.

— Господин следователь! — закричала она. — Господин следователь! Несчастье! Мой опекун погиб. Упал с лестницы.

Как интересно! Вот так совпадение. Да вот только их не бывает.

Тело Воеводина и в самом деле лежало на лестнице. Я взглянул наверх. Высоко падать, особенно если головой вниз. Только с чего бы он упал-то? Перила высокие, прочные. И не видно, чтобы где-нибудь были сломаны. Я осмотрел тело.

— Похоже, шея сломана, — сообщил я городовым.

— Странно, — прокомментировал Евграшин, — сначала горничная пропала, теперь вот сам…

— Пальцы сломаны, — сказал я, продолжая осмотр. — Странно. Обычно при падении руки, ноги, шею ломают. А здесь пальцы.

— Может, пытался удержаться, когда падал? — предположил городовой, тоже задирая голову, чтобы понять, откуда упал погибший.

— Или до того, как упал, — ответил я ему, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

Мне нужно было поговорить с Полиной. Воеводин умер не час назад и даже не три, это я был способен определить даже без заключения врача. Почему она только сейчас заявила о его смерти?

— Как Вы себя чувствуете? — спросил я ее, чтобы как-то начать разговор.