Якудза из другого мира. Том IV

Сэнсэй покачал головой. Он взглянул на окно, где уже светлел край небосклона. После этого подошел к шкафу с настойками и эликсирами. Там Норобу подхватил несколько пузырьков, плошку, бамбуковую кисточку для размешивания и длинную пипетку. Всё это он разложил на столике, взглянул на меня и сказал:

— Это называется юбицуме, укорачивание пальца. Ритуал имеет древние корни и выражает признание вины средней тяжести. Своего рода искупление во имя справедливости. За эту вину тебя не убьют, но и отпустить просто так не могут, поэтому и придумали юбицуме. Раньше не было огнестрельного оружия, оммёдо было доступно не всем, вот в среде якудза и сражались в основном мечами. Когда отрубаешь одну фалангу, то хват рукояти становится слабее — мечник в таком случае будет более зависим от своих друзей и партнеров. С укорачиванием мизинца на другой руке меч выбить ещё легче.

— Значит, извиняясь, ты автоматом становишься слабее, лишь бы твой начальник простил косяк?

— Можно и так сказать, но можно сказать и не так грубо, — задумчиво произнес сэнсэй, раскладывая пузырьки и начиная священнодействие медицинской науки.

Он брал пипеткой несколько капель из одного пузырька, после этого из другого, третьего, шестого. И только в одному ему ведомой последовательности. При этом он постоянно помешивал в плошке. В комнате противно запахло аммиаком.

— Что ты делаешь? — не выдержал я.

— Новый палец, — пожал плечами сэнсэй. — Не может оммёдзи остаться без необходимого ему инструмента. А если в следующий раз мудра сложится не так? Что тогда будет?

— Не знаю, — пришла моя очередь пожимать плечами.

— А я знаю. Видел один раз, как человек после юбицуме попытался сотворить огненный шар, а в итоге сам вспыхнул, как чучело на праздник весны.

— И всё из-за отсутствия пальца?

— Да. Нарушаются меридианы и боевой дух выплескивается вовсе не так, как задумывалось. А ты почему спать не идешь? Тебе разве через несколько часов не в школу?

— В школу? Вообще-то я пока ещё мертв для Сэтору Мацуда…

— И что? Завтра ты оживешь и явишься на уроки. Отсутствие можно оправдать болезнью. Если будут спрашивать, то я подтвержу. Если будут просить справку от врача, то я могу её написать от руки, вроде как лечился дома.

— Но Сэтору…

— Зассал?

— Пффф, вот ещё. Ему меня уже два раза не удалось убить. Не удастся и на третий! Но думаю, что ты прав и мне стоит быть рядом с Исаи. Мало ли какую хрень выкинет этот урод!

Я чуть подумал, а потом ударил кулаком по столешнице:

— А знаешь что… Идут они все на хуй! Мне уже запарило бегать, прятаться, скрываться. Я же не нападал на них первым, это они… Вот пусть сами и расхлебывают то, что просили.

— В правильном направлении думаешь, ученик, — поджал губы сэнсэй. — Вот за это тебя хвалю сверх меры. Подойди сюда и придержи вот тут…

Сэнсэй вытащил из плошки нечто розовато-желтое, напоминающее детский пластилин, оставленный на солнце июльским днем. Он прикрепил это нечто на обрубок и чуть прикрыл глаза. Я понимал его — еле затянутая рана должна ныть так, что все другие мысли уходили прочь.

— Чего придерживать-то? Вот эту соплю?

— Эта сопля — мой будущий палец, так что отнесись к нему с уважением, — хмыкнул сэнсэй.

Следующие пять минут мы старательно пытались придать «пластилину» форму фаланги пальца. За образец брали фалангу правого, непострадавшего. И получилось не то, чтобы совсем непохоже… Получилось совсем никак. Как если бы сэнсэй окунул здоровый палец в соус и теперь тот застыл неприглядным наперстком, цвета детской неожиданности.

— А ты точно уверен, что тебе такой палец нужен? — спросил я.

— Вали спать, Тень. Утро уже не за горами. Хотя бы чуточку отдохни, — усмехнулся сэнсэй, любуясь полученным результатом. — У нас начинается новая тренировка.

— Какая?

— Тебе понравится. Тебе же нравится, когда жилы трещат и кости хрустят? Так вот, это будет теперь твоим постоянным состоянием. Ты можешь справиться с убыстрением, тебе осталось только научиться его удерживать. Да, мы пока что проиграли Исаи… Проиграли Мацуде, но нужно учесть, что сейчас он в пике своей формы — энергия молодого тела фонтанирует в нем, но чуть позже, через пару-тройку дней Исаи начнет сдавать. Нам бы только это время продержаться… И продержимся — главное, не дать этому маньяку убить кого-либо ещё.

— Я не дам ему этого сделать. Я решил, сэнсэй, что мой класс принадлежит только мне. И отдавать его на потеху воскресшему уёбку я не намерен. Если будет нужно, то стану биться до последней капли крови.

— Ты хочешь защитить тех, кто рядом? Тех, кто над тобой смеялся и унижал? Ты хочешь защитить аристов?

— Аристов?

— Да, сокращение от аристократов. Много чести их так называть в приватной беседе, — сказал сэнсэй, всё также аккуратно поправляя палец.

— Аристы… Какая-то смесь между аистами и артистами, — хмыкнул я в ответ.

— Как хочешь, так и называй.

— Я вот что подумал, сэнсэй. Если этот утырок хочет моих мучений, то он будет стебаться надо мной во время уроков. Начнет подкалывать и всякое такое. Но если я выпущу все свои колючки из-под языка, то смогу вывести его из себя.