– Я… потерял родителей, – в замешательстве произнес Виктор.
– Это самое страшное из потрясений, – кивнул старик. – Если оно происходит на глазах у ребенка, тот наверняка теряет свою душу. И тогда он сам вскоре умирает. Если только место его души не займет ками.
Увидев непонимание в глазах Виктора, японец пояснил:
– Некоторые считают, что после смерти каждый человек становится ками – невидимым богом, способным влиять на дела живых. Но это не так. Богами становятся лишь избранные, чья сила духа, которой они обладали при жизни, дала им возможность жить после смерти.
Есть избранные.
А есть Величайшие из Избранных.
Природа – мудрая мать, и она не настолько расточительна, чтобы лучшие из ее детей уходили в небытие. И порой она дает человеку не просто право на перерождение в другом теле.
Величайшие из Избранных после смерти возвращаются из страны Токое и бродят по земле, пока не находят
И тогда на земле появляются полководцы, в двадцать с небольшим завоевывавшие полмира, композиторы, в шесть лет начинающие давать концерты, сыновья таможенников, к восемнадцати годам создающие шедевры, которыми уже полтысячелетия не устает восхищаться человечество.
В Японии таких людей называют
– То есть я…
Старик кивнул.
– Более того. В твоем теле живет ками моего отца, погибшего в последней Великой войне. Я увидел это по рисунку твоего кокона.
– Ками? Дух вашего отца… во мне?!
– Ты должен гордиться. Он был величайшим синоби своего времени.
– Гордиться, – пробормотал Виктор. – Мне бы избавиться от него… Глядишь, проблем бы здорово поуменьшилось.
– Невозможно избавиться от самого себя, – покачал головой старик. – Мой отец слишком долго искал подходящее тело и потерял много личной силы. Но я вижу, что, несмотря на это, он все же постепенно подчиняет тебя себе.
– Но я хочу остаться самим собой! Может, можно с ним как-то договориться?
– Воин никогда не договаривается со слабым противником, – отрезал старик. – Он заставляет его повиноваться. Либо уничтожает. Настоящий воин может вести переговоры только с равным себе.
– И… что мне теперь делать? – потерянно спросил Виктор.
– Если ты хочешь остаться собой, тебе придется стать воином…
Удивительно, но у Виктора вдруг словно гора с плеч упала. Не верить старику было глупо. Сложнее было поверить в то, что он своими руками смог задушить Стаса. А вот с великим ниндзя, обосновавшимся в его теле, все более-менее вставало на свои места. Конечно, не особо приятно осознавать, что в тебе на манер монстра из «Чужих» поселился какой-то ками, но пытаться отстраниться от неразрешимых вопросов, неизбежных в подобной ситуации, было гораздо более мучительно.
– Легко сказать «придется стать», – вздохнул Виктор. – Столько всего свалилось… Не знал, что у меня помимо ками еще и кокон есть.
– Любое существо на земле не что иное, как сгусток энергии в форме кокона, – сказал старик. – Как только ты научишься сдвигать точку сборки своих энергетических линий, ты увидишь это своими глазами.
– Где-то я уже про это слышал, – пробормотал Виктор. – Кажется, Кастанеда что-то писал про точку сборки.
Старик беззвучно рассмеялся.
– Это старая история. В Китае шпионов-невидимок называют цзяньчже, что означает «человек, проникающий сквозь пустоту». В тысяча девятьсот тридцать седьмом году, когда японские солдаты вошли в Нанкин, китайское правительство бежало в ужасе. И цзяньчже, состоявшие у него на службе, справедливо решив, что теперь они свободны от своих обязательств, подобно ночным теням при свете костра растворились в огне войны. В мире много укромных уголков, в которых даже самый настойчивый преследователь не найдет неприметную тень. Тем более если тень не хочет, чтобы ее нашли.
Двое цзяньчже добрались до Америки. У них были простые китайские имена – Хуан и Хенг. Хотя, возможно, на самом деле их звали и по-другому. Воины-тени так часто меняют свои имена, что порой забывают настоящие.
Старик улыбнулся.
– Америка – страна бездельников. И, наверно, со временем тем цзяньчже стало просто скучно. Тогда они нашли одного недалекого антрополога, неспособного отличить индейца от китайца, и преподали ему несколько уроков искусства воинов-теней, не объяснив при этом, для чего оно нужно и как этим искусством пользоваться.
Эти уроки настолько поразили антрополога, что у него хватило личной
Старик рассмеялся мелким, дребезжащим смехом.