Якутия

- Одно мгновение, дорогой Энгдекит! Подождите, Жергауль! Послушайте и вы, поэты и агенты. Это же восторг! Заворачивание - древний чудесный ритуал убийства эвенкийских врагов, радость жителей великой Эвенкии, ужас якутов и юкагиров! Оно осуществляется очень просто, нужен лишь небольшой станок, специальное устройство, оставленное нам замечательными нашими предками: красивый лиственничный заворачиватель, окропленный кровью дятла и освященный святым именем. Я не могу его нарисовать; вы скоро его увидите и опробуете. Там площадка и два раздвижных шеста, которые приводятся в движение специальным штурвалом; и еще там есть разные шестерни и прочие штуки, но это уже чистая механика. Казнимый враг кладется на площадку на спину и потом его ноги резко сгинаются и привязываются к шесту, а голова просовывается между ними и вся это часть туловища за подмышки прочно привязывается к противоположному шесту. Руки должны быть связаны и не мешать заворачиванию. Затем, когда приготовления закончены, громко читается приговор и говорится священный эвенкийский звук, например <Хэ!>, или <Пэ!> Казнящий медленно, или же наоборот быстро (это зависит от приговора) вращает штурвал, шесты раздвигаются, и человек заворачивается. Смерть наступает от неудобной позы, или же от каких-нибудь растяжений и переломов. Иногда немного завернут и так и оставят, но это редко, мы же не подонки. Интересно, что даже в Коране, который мы чтим, как побочную литературу, в суре <Завернувшийся> есть слова <О, завернувшийся!>, что подчеркивает высочайшую ценность заворачивания и существа, который ему подвергся. В самом деле, после совершения этой гениальной казни, бывший враг, а в будущем эвенк, торжественно и пышно измельчается и засовывается в задницу лося, что в Эвенкии всегда считалось наиболее почетным способом захоронения. Я не знаю, как там сейчас, по-моему у вас всего один постоянный лось, да и тот уже истлел - сами понимаете, времена не те, что когда-то, когда вся Эвенкия была наводнена лосями, как мошкой - но мы попробуем засунуть вас всех ему в жопу. И скоро четыре эвенка осенят мир своим рождением. Ясненько?

- Ай-яй-яй-яй-яй! - запричитал Идам, потом замолчал, тупо посмотрел вверх и снова упал в обморок.

- Мне понравилось, - сказал Ырыа рассудительно, - но мне кажется, лучше засовывать не в жопу лося, а в пизду лисы.

- При чем здесь лиса! - не выдержал Энгдекит. - Она вообще - хитрая якутско-русская тварь. В

Эвенкии никаких лис никогда и не было; были осы и козы, а лось - это целый мир!

- Вы это серьезно?.. - тревожно спросил Головко.

- Конечно, серьезно. Лисы были завезены из внутренней Монголии во времена моголов.

- Я не об этом! Я не об этом! Вы что, хотите нас завернуть?!

- А, испугались!.. - торжествующе воскликнул Часатца. - Ну, будете говорить?

- Нет! - гордо сказал Головко.

- А ты, слюнтяй?

Жукаускас стоял рядом с Абрамом и выглядел так, как будто ему только что отрезали половой орган. Губы его были сухи, щеки были белы и лоб был мокр. Он открыл рот, но Часатца отвернулся от него.

- Жсргауль! - сказал он по-деловому. - Давай-ка, начни с этого пугливого агента. А ты, Энгдекит, убери этих. Но без меня не казнить!

- Слушаюсь! - отчеканил Энгдекит и свистнул. Тут же появились два эвенка в черном, они взяли за руки

за ноги Идама и унесли его. Ырыа, улыбаясь, последовал за ними. Энгдекит выставил автомат перед собой и ушел, замыкая все это шествие, нарочито маршируя.

- Вот так, - удовлетворенно промолвил Часатца. - Ну?

Жергауль посмотрел вверх, крякнул, выставил перед собой свои бычьи руки, отбросил палку, потряс кулаками, неспеша подошел к Головко, и вдруг со страшной силой ударил его ногой в пах.

- Уй! - только и смог вымолвить Абрам и тут же рухнул на траву, забившись в конвульсиях своей муки. Жукаускас зашатался, оставшись без опоры. Жергауль внимательно посмотрел на корчащегося Головко и резко опустил свой большой локоть на его дергающуюся шею. Головко как-то хрюкнул и мгновенно откинул голову назад, словно его поразил электрошок. Жергауль усмехнулся и отошел. Через четыре минуты Абрам затих и поднял голову. Его лицо было испуганным и бледным.

- Будешь говорить? - спросил Часатца. - Кто вы, откуда вы, куда вы едете?

- На... на... на... свадьбу, - выдавил из себя Головко, жалобно взглянув на Софрона.

- Понятно, Жергауль, давай-ка, сделаем ему притырки.

- У-гу-гу,- ответил называемый Жергаулем и быстро ушел в стоящий справа красный чум.

Он тут же вернулся, неся с собой две тонкие металлические трубки с утолщениями и ручками на конце.

- Ты залил? - спросил Часатца.

- У-гу-гу, - радостно ответил Жергауль.