Яма

— Учись у Градского жрать! — не поддержал юмора Головко. — И не только…

— Так точно, товарищ подполковник! — вяло отсалютовал Руденко.

— Иван Петрович, — показалась в дверях секретарь. — К вам пришли. А я дозвониться не могу…

— Телефон в кабинете оставил. Кто там?

— Из администрации. Ергашов.

— Кофе ему сделай. Приду сейчас.

— Хорошо.

— Что с убийством?

— Каким именно?

— Последним, Сереженька!

— Как раз просматриваю заключение. Смерть наступила вследствие удушения. Насильственные действия сексуального характера. В легких обнаружена какая-то неопознанная пыль.

— Следы, улики, отпечатки, ДНК?

— Есть два профиля. Но пока — ни одного совпадения с теми, что успели взять.

— Руденко, дуй по адресу. Опроси соседей.

— Так вчера, товарищ подполковник.

— И как?

— А что, как всегда, моя хата с краю… Никто ничего не слышал.

— Быть такого не может. Живут в муравейнике, стены тонкие, не слышали они, ага, — ворчливо рассуждал Головко, постукивая пальцами по столу Михаила. — Я должен учить вас работать?

— После обеда еще раз съезжу. Одни соседи вчера не открыли.

— Не после обеда. А сейчас! Оба.

— Есть, товарищ подполковник!

— Время два ноль два, а Перекатова все нет… — отметил Иван Петрович нараспев, словно опоздание подчиненного его и правда радовало.

— Он, очевидно, в лаборатории, — сухо обронил Градский, убирая ненужные бумаги в стол. — Я просил уточнить кое-что по последнему делу.

— А по телефону нельзя?

— Телефон к делу не пришьешь, — рискнул заметить с сарказмом. — Я просил лично посмотреть и сделать фото, так как эксперт не понял, какой именно ракурс нужен.

— Все-то у вас схвачено, я смотрю… Аж гордость берет! Мы в надежных руках.

— Так точно, товарищ подполковник! Можете спать спокойно.

— Я тебе дам "так точно", Градский! Я тебе… Через минут сорок зайди ко мне.

— Так я на выезде буду. Вы сами сказали съездить по адресу.

— Я знаю, что я сказал, — буркнул сердито. И тут же раздраженно внес поправки в собственные распоряжения: — Пусть Руденко сам съездит! А ты постарайся, чтобы было о чем докладывать.

27.2

Дни жаркого южного лета заканчивались. В том самом злополучном парке, как и семь лет назад во время их первого нелепого свидания, солнце подогревало все доступные поверхности, а ленивый ветерок слабо потряхивал скоротечно теряющими яркость и влагу каштановыми листьями. Однако туристы и коренное население, словно догоняя чудное и любимое время, толпами сновали по узким аллеям.

Двигаясь по памяти, Градский прошел к скамье, где когда-то с не самыми благими целями впервые поджидал свою наглую Плюшку. Разочарование ударило в грудь хлесткими розгами. Ее не было. Она просто не пришла.

Прикрывая на мгновение глаза, попытался собрать разбросанные мысли. Первые попытки оказались жалкими. Все пункты псевдоразумного плана уходили в разные стороны. Конкретного и адекватного решения не находилось. Только ведь душевный покой уже потерян. Не мог Градский тупо развернуться и отправиться домой.

Обошел всю территорию, но эта… Как ему в пылу эмоций ее назвать? Эта мелкая дозревшая "умничка", очевидно, не поддерживала теорию временных повторений, и возвращаться к долбаному придурку Градскому не планировала.

А ему что делать? Если она снова поперек горла и во все остальное уперлась?

Да даже, мать вашу, не снова… Эмоции, чувства, ощущения — все это, под гнетом тяжелого бремени вины и загноившегося желания оградиться от социума, затерялось там же, на дне ямы. Стоило ему окрепнуть, утвердиться в собственной психологической выдержке, поднять голову и расправить грудь — прилетело обратно. Ударило. Оглушило. Выбило из привычной полосы. И он уже по встречной двигался, с той же агрессивной скоростью.

Сергей не мог не злиться, хотя и осознавал, что прав на это чувство у него меньше нуля — где-то там, ниже полюса с минусом и запятой. Он ведь снова дал Доминике целых шесть дней. Когда-то так много, чтобы на попятную пошла, сейчас — чтобы спокойно сделала свой выбор.

Мрачно брел к выходу, когда внезапно, подняв расфокусированный взгляд, заметил входящую в парк Нику.

Вторая встреча поразила Градского еще сильнее. За шесть дней он сжился с первыми ощущениями, сорвал с пыльных цепей старый ларец с грифом "siveef dreams[1]", справился с хитроумной арифметикой реальной жизни и принял внутрь себя новую Доминику.

А увидев ее повторно, понял, что за эти тягучие сутки чувства умножились. Расползлись по организму. Словно голодные твари, захватили каждую клетку. Протяжно рыча, устроили внутри Града перестройку. Первым делом снесли половину последних застроек и сняли с зоны отчуждения потрепанную табличку "карантин".

Грудную полость заполнило горячее тепло.

А потом… Сергей заметил, что Ника пришла не одна. Она катила перед собой большую детскую коляску.

Восприятие разорвало на части. Все, что ок успел понять и принять, провалилось куда-то ниже плинтуса, под землю.

— Привет, — она улыбнулась так, словно рада, что он ее дождался.

У него внутри эта эмоция отозвалась тупой опустошающей болью.

— Привет, — выдавил глухо.

Поравнявшись, принял с ней одно направление. Зашагали вглубь бушующего зеленью парка.