Яма на дне колодца

И еще я не уверен, что эти пятеро — люди. Дальнейшее лишь усугубляет опасения…

По такому случаю холопов причесали и переодели в черные костюмы-двойки. Не смокинги, конечно, но весьма помпезно, однообразно и строго. В одинаковых пиджаках и галстуках мы выглядим по-идиотски; исключением является разве что Эдик, чья одежда подогнана по фигуре и сидит очень ладно.

Когда мажордом дает знак, мы цепочкой утягиваемся в соседний кабинет. Там Марина торопливо указывает, что из блюд брать на этот раз и куда составлять грязные тарелки. Пустой зал с картинами на стенах забит столиками на колесах — тут печи для кейтеринга и холодильники; шкафчики с посудой, столовыми приборами и полотенцами. Мы устали, в животах урчит, от запахов кружится голова. Но все предвкушают собственный пир из объедков, потому на лицах даже мелькают улыбки.

— Пусть солнце уйдет на убыль, — многозначительно говорит Петр, салютуя бокалом, — и навсегда сгинет за горизонтом.

Ему отвечают все, и даже Колюнечка — поднимает морс. Хозяин дома делает крохотный глоток, закусывая фисташкой. Берет ее золочеными щипчиками из специальной пиалы, отправляя в рот прямо в скорлупе. Мы слышим, как та хрустит, раздробленная челюстью Константина.

Я стараюсь отвлечься.

От надменного жеманства Петра, от любопытных взглядов мальчика. От игривого прищура Жанны, взявшей за правило раз в два дня вытягивать из меня все жилы — на кровати, на диване, на кресле и просто у окна. От сосредоточенной обнуленности Себастиана, похожего на отключенного робота. От Чумы, на которого теперь не могу смотреть без содрогания. От улыбки Пашка, заискивающей и едва читаемой.

Мой внутренний мир — страна упущенных возможностей.

В ней нет гор и ущелий — только пустыня. Скорость ветра сожалений иногда достигает показателей урагана. Воспоминания не стоят и выеденного яйца, они способны принести лишь боль и уныние. Даже самые радостные. Дом это знает, а потому заставляет круг за кругом по спирали восстанавливать в памяти собственную жизнь, давая оценки и развешивая ярлыки.

В таком состоянии люди любят перебирать старые фотографии.

Вынимают из книжных шкафов альбомы, разлепляют слипшиеся от времени страницы, заглядывают во вчерашний день, поражаясь, кто потолстел, а кому лысина «очень даже идет». Иногда для этих целей служит социальная сеть, залежи никому не интересных картинок с поездки в Египет или Хорватию.

У меня нет альбомов. Единственная фотография вклеена в паспорт. И аккаунта тоже нет.

Никогда не имел собственного компьютера. Не считая «Спектрума», собранного на коленке инженером — другом отца — из сворованных с завода деталей. Помню, друг продал его бате за большие по тем временам бабки…

Что такое Интернет? Название зубной пасты? Поза из «Камасутры»? Болезнь?

Ставлю перед Жанной стальную мисочку с жюльеном. Подливаю вина, к которому она почти не притронулась. Пытается ущипнуть меня за зад, терплю и с приклеенной улыбкой несу пустую бутылку в соседний зал. Петр потягивает медовый отвар, стекающий из уголка рта. Лениво роняет в воздух, продолжая прерванный разговор:

— Обычному человеку никогда не понять существ высшего порядка. — Говорит медленно, в свойственной ему манере пережравшего сметаны кота. На лоб падает русая челка, и я как никогда хочу ударить по ней ножом. — Существ, еще сохранивших человеческие черты, но уже возвысившихся.

Остальные внимательно смотрят на него — туша в инвалидной коляске, медузообразный окорок, облаченный в просторный костюм цвета «мокрый асфальт». Алиса отпивает вина и поправляет бретельку алого вечернего платья. Коленька болтает ногами, перемешивая жюльен вилкой и наматывая на зубья резиновые хвостики топленого сыра.

— Генералы, приходящие к власти в странах третьего мира, — продолжает Петя, вещая сразу и для господ, и для слуг.

В первую очередь, конечно же, для холопов. Холопы молчат, истуканами застыв за высокими спинками темно-коричневых стульев. Горят свечи, залу наполняет влажная пульсирующая нега.

— Премьер-министры, монархи и олигархия. Персоны, обладающие безраздельной властью, имеющие горы денег, позволяющие себе все, чего может пожелать смертный…

Я листаю странички мысленного твиттера. Рассматриваю альбомы «ВКонтакте». Перебираю архивные завалы «Одноклассников». Моя Сеть остается невообразимо личной и защищенной от просмотров извне…

Просматриваю новости и ленты друзей. Их немного, они выцветают. В голове проносятся фотографии, видео, музыка, события и статусы. Особенно ярки именно последние. Например: Юсуп Назарбеков «помолвился» с портвейном.

— И в один ожидаемый момент, — продолжает Петр, пухлыми пальцами поглаживая джойстик на левом подлокотнике коляски, — такие, как мы, пересекают орбиту. Выходят в атмосферу, совершают рывок.

Инна «отмечена» на фотографии ДТП, где смятая в хлам «девятка» на полной скорости нашла японца…