Яма (СИ)

Титанических, но посильных. Хуже стало, когда Доминика, наконец, начала говорить. Когда она начала падать.

— Мне было плохо, Серёжа. Я без тебя не могу. Не знаю, как продержалась столько лет… Ты мне нужен. Без тебя сердце разрывается. Без тебя все неважно и неинтересно, — замерла, резко заглатывая воздух. Неосознанно царапнула его шею ногтями. Прижалась еще теске. И продолжила тем же убийственным рваным шепотом: — Я помню все-все, что с тобой связанно. Все! Что и когда именно ты мне говорил, как смотрел и прикасался… Я… Ты прав. Я никогда тебя не забывала. Никогда, никогда, никогда, никогда… — оборвала этот эмоциональный поток, лишь когда воздух закончился. Снова шумно вдохнула. — Всегда твоею была. Всегда. Ты — единственный. Ты — мой. Навсегда.

После этих слов сжал ее с такой силой… Думал, переломит.

Выдохнул.

Вдохнул. Выдохнул.

Вдохнул.

Запирая весь огонь внутри своей груди, медленно расслабил руки. Обнял ее максимально осторожно, но все же ощутимо крепко.

— Моя маленькая, любимая девочка, — вышло по-своему ласково, насколько Градский только умел. — Все уже. Все. Выдыхай. Поймал. Держу. Вместе теперь. До последнего вздоха.

— Да… Не отпускай меня, Серёжа.

— Не отпущу.

Оглаживая затылок и спину Доминики, дождался, пока она расслабилась и задышала ровнее.

— Все. Идем успокаиваться, — подтолкнул в сторону кухни. — Ты у Титовых на вино налегала. Сейчас, давай, чем-то чуть покрепче облагородимся, иначе у меня башню сорвет.

— А у меня? Я боюсь напиваться.

Усадив ее за стойку, сам прошел к мини-бару. Выдернул из разноцветной батареи алкоголя бутылку вермута.

— Напиться я тебе не позволю. Напиваться — плохо. Кроме того, у меня на тебя еще планы сегодня.

— Это какие?

— Закреплять перемирие будем, — улыбнулся, заметив, как она краснеет. — Нравится мне, Кузя, как ты цвет меняешь. Всегда нравилось. Розовый тебе к лицу.

В порыве того же смущения она прижала к пылающим щекам ладони, но заулыбалась, к сильнейшему облегчению Града, уже без опаски.

Подливал ей раза три, на самое донышко, но она умудрялась цедить и цедить, большую часть энергии выдавая на свою привычную болтовню. Наблюдал за ней с улыбкой и жадно ловил каждое слово, признавая, что крайне сильно скучал по ее непревзойденной эмоциональной тарабарщине.

В какой-то момент дернул барный стул, на котором сидела Кузнецова, притягивая ее между своих широко разведенных бедер. Она резко умолкла, опуская взгляд и судорожно сжимая колени, вцепилась пальцами в мягкое сиденье.

— Ну что, Плюшка? Берем выше? Закрепляем? Будешь Градской?

Ожидал от нее чего угодно, только не следующего:

— Давай, как в первый раз, в меня, — посмотрела прямо ему в глаза. — Я за тебя замуж пойду только по залету. По-другому не решусь… Страшно.

Сказать, что Градский охр*нел… Весьма посредственное и слабое слово, чтобы охватить весь спектр его эмоций.

— Я за тебя только по большому залету, Серёжа.

Смотрел на нее и пытался понять… Он и сам, конечно, оба раза с Никой испытывал судьбу, поддаваясь какому-то варварскому собственническому порыву наполнить ее, пометить, сделать своей во всех смыслах.

Вашу мать, она уже могла быть беременной.

И пусть! Он хотел бы. Это казалось, безусловно, чем-то ненормальным, но Градский хотел, чтобы внутри Доминики была часть его, чтобы она родила ему ребенка…

Месяц назад ни о чем подобном не подумал бы. Просто в голову бы не пришло. Где Градский, и где дети? Они для него всегда были странными, быстрорастущими, забавными и громкими существами. Не более.

А сейчас…

Хотел, чтобы у них все получилось.

— По большому, это как? Сразу на двойню стрелять? — посчитал нужным уточнить, будто весь этот разговор имел хоть какое-то научное обоснование и адекватность.

— Не знаю… Может, — тихо, но серьезно отозвалась девушка. — А можно просто на сына. Я готова. Хочу от тебя сына, Серёжа.

— Я, конечно, не сомневался.

Убирая волосы от ее лица, заправил пряди за уши. Оглядел внимательно, любовно и ласково.

Сдерживая улыбку, Доминика хмыкнула и слегка вздернула подбородок, как делала всегда, прежде чем бросить ему очередной вызов.

— Можно замуж по большой любви выходить, а я выйду по большому залету.

— Гордец, как мило. Просто расп*здос, — проговорил он медленно.

И вновь сдавил ее сильнее, чем хотел. С таким успехом наставит ей до утра синяков, но, черт возьми, ничего не мог с собой поделать.

— Мне нравится, Кузя. Вывезем.

Наклонившись, прижался к ее шее ртом. Скользнул языком. Жестковато всосал кожу.

— Сына, да? Или все же дочку? — обнимая его, продолжала рассуждать.

Как будто он способен фильтровать, кого в нее вливать… Нет, ради Плюшки, конечно, способен.

— Сына давай, — шепнул Градский между поцелуями. — Через пару лет дочку.

— Ой, Божечки, Градский! А у меня же аспирантура и диссертация, — искренне забавляясь над своей забывчивостью и оторванностью от реальности, рассмеялась Ника.

— Правда, что ли? — с нехилой иронией подхватил ее веселье. — Забудь пока. Я уже сына хочу.

— Ну, не знаю… Не знаю…

— Что ты не знаешь? В спальню идем, Республика. Готова?

— Давай прямо здесь…