Щелкнув шариковой ручкой, перевел взгляд на Мишу Руденко. Тот сосредоточенно читал и торопливо вносил правки в открытый на ноутбуке текстовый документ.
— Миша, какое у тебя семейное положение?
— В разводе, — буркнул так неохотно, что моментально понятно стало: не настроен об этом распространяться.
— Давно?
— Официально полгода. А что?
А то, что Градский ни черта не знал о своих сотрудниках, сознательно не вступая с кем-либо из них в личностные отношения.
— Савраня помнишь? Того, которого в "дежурку" после ранения перевели.
Градский постарался. Спихнул с глаз, просто потому, что не имел желания продолжать работать с неврастеником. После государственных переворотов в две тысячи четырнадцатом попасть на службу в полицию стало проще. Появился определенный алгоритм, с которым физически крепкий педагог-физкультурник Саврань, отслужив "срочную", отлично справился.
Сложнее было в органах задержаться.
Олег крайне эмоционально реагировал на все, что поступало в "уголовное" на работу. Для среднестатистического гражданина обширная эмпатия являлась практически нормой, для опера — недопустимой помехой. Град еще по-божески с Савранем обошелся, не расписывая в рапорте всех тех бестолковых эмо-трюков, что он вытворял при штурме. В "дежурке", Сергей слышал от других сотрудников, Олег тоже выдавал "козыри", но, видимо, не столь критические, раз еще работал.
— Ну, помню, конечно, — отозвался Руденко.
— Знал, что он женат?
Погружаясь в короткие раздумья, Михаил неосознанно свел брови и пожал губы.
— Да вроде нет…
— Я тоже.
— А в чем проблема, собственно?
— Женат он на моей… — придать Доминике Кузнецовой какой-либо статус перед кем-то другим не сразу получилось. — Саврань женат на моей женщине. To есть, мы с ней — до него. Я не знал. Назад ее теперь надо, — все свои слова сопровождал жестикуляцией. Закончив, тяжело выдохнул, понимая, что перспективы вырисовываются не самые радужные. — Мадам, блин… — растянул старое прозвище Ники убитым хриплым голосом, словно ее вина в том, что они тогда расстались.
Понимал, что не прав. Если бы кто-то напрямую спросил, так бы и сказал, что виноват только он. Но в такие минуту, как эта, когда в груди все скручивало от абсолютно несуразной и неоправданной обиды, что не ждала со свадьбой до того угла, за которым сама обещала с ним встретиться, позволял себе злиться.
— А-а, — протянул Руденко совсем растерянно, явно не в силах сложить весь каламбур в одно целое. — Помню, приходила к нему в больницу какая-то светловолосая, маленькая… Пару раз встречал.
В дверь постучали, а Градский даже моргнуть не сразу смог.
— Войдите, — рявкнул, захлопывая крышку ноутбука.
Дверь дернулась, и в проеме показалась приметная во всех смыслах, но больше все-таки вширь, фигура начальника отделения. Ничто не обязывало Головко стучать, перед тем как войти, но он, выражаясь его же словами, бдил правовую дисциплину. С порога покрываясь разноцветными пятнами, полковник недобро глянул на подчиненных.
— А чего это мы тут так глотку рвем, Градский? Разве подобным тоном приглашают войти?!
— Вам показалось, товарищ подполковник. Сквозняк.
— Мне показалось? — коротко хохотнул тот, используя в гневе свойственный его характеру сарказм. — Значит, от сквозняка твой бас высоту набирает и быстрее к двери долетает?
— Так точно, товарищ подполковник.
Головко сердито махнул рукой. Прошел к окну, как делал всегда, когда собирался толкнуть речь для подчиненных. Заложил руки за спину, слабым захватом сцепил кисти.
— На следующей неделе к нам в отделение приезжают два "погона" из Киева. Наблюдать, проверять, курировать поправки в работе, если потребуется… Смотрите мне, чтобы все было идеально! Никаких опозданий, Руденко! Никакого мата, Градский! И, уж конечно, никаких подружек, — совершенно без надобности припомнил, как в самом начале службы Сергея застал его в кабинете с полуголой девицей.
Один-единственный раз случилось. Девушка проходила по какому-то делу свидетелем. Все уже закончилось, когда она вдруг снова приперлась, выждала, чтобы наедине с Градским остаться, и стянула с себя майку. Он-то здесь каким боком виноват? Он, может, и смотрел на нее каким-то неподобающим образом, но уж точно не просил раздеваться.
— А где Перекатов? — недовольно оглянулся Головко.
— Так обед, товарищ подполковник. Он в кафе вышел, — негромко пояснил Руденко.
— И что? У вас завал по всем фронтам! Можно же и на рабочем месте перекусить, а не по каф-э-э шастать, — передернул крупными плечами. — Мажор, а ты уже пожрал?
Сергей лишь кивнул, теряя к начальству всякий интерес. Повернув запястье, поправил массивный браслет часов.
Стрелки указывали, что через четыре часа и пару десятков минут он, наконец, встретится с Доминикой. Мысли об этом сводили с ума, начиная с половины пятого утра. Едва открыл глаза, понял, что больше уже не уснет. Мерил квартиру шагами, пил кофе, хотя ни в каких дополнительных допингах, на самом деле, не нуждался, и… думал, думал, думал…
— Градский пожрал, — со смехом поддакнул Миша. — Он, как пылесос, все смел. Пять минут, и ничего нет.