Задумчиво глядя, как над головой купается в облаках длинное змееобразное тело Оэчиноками, я размышлял, как бы скорее теперь восстановиться. Создание этого измерения явно не было напрасным, одно появление здесь Отохиме искупает все усилия. Но теперь мне нужно как-то поскорее восполнить утраченное. Духовная энергия тоже не берется из ниоткуда. Наверное, придется пойти поохотиться на местных тварей.
— Эй! — возмущенный крик, раздавшийся совсем рядом, заставил меня отвлечься от размышлений. — Это мое саке!
Испуганно подпрыгнувший на коленях Отохиме лисенок стрелой умчался в кусты глициний, а сама девушка, гневно потрясая кулаком, вскочила на ноги и умчалась в сторону хозяйственных построек храма, стоящих в стороне от зала молящихся. Удивленно проследив взглядом за направлением Отохиме, я, к своему удивлению, заметил, что ее целью является краснокожий, рогатый здоровяк в два человеческих роста. Шутен-доджи сильно напоминал доки по внешнему виду и обычно выглядел грозным созданием, но сейчас валялся безвольной тушей в окружении многочисленных черепков из-под горшков с ритуальным саке. На широкой морде расплылось выражение безмерного удовольствия, которое, впрочем, было быстро сметено испугом, когда до демона добралась Отохиме. Гигант был в моем измерении, на чужой территории. И пинки хрупкой девичьей ножки причиняли ему заметный дискомфорт, заставляя трусливо сжиматься.
Картина сюрреалистическая, но в следующий миг я уже и думать о ней забыл, потому что помимо избиваемого разгневанной Отохиме Шутен-доджи и плавающего в небесах Оэчиноками в мое измерение были захвачены и другие ками Узумаки.
— Отец… — прозвучавшее слово было произнесено с явно слышимым трудом, звуки давались произнесшему их через заметное усилие. — Папа…
Испуганно дернувшись, я обернулся на звук, боясь встретить в этом мире Сару, но взгляд мой уперся в зеркально блестящие серебром глаза, с уголков которых ртутью скатывались слезы.
— Хашихиме? — удивленно поглядел я на демона.
Она как будто изменилась. Все демоны, попав в мою иллюзию, едва заметно преобразились, став более живыми под влиянием вложенных в основу измерения законов, но Хашихиме изменилась сильнее прочих. Ее лицо, бывшее бледной, внушающей отвращение маской, словно разгладилось, приблизившись к человеческим чертам, одежда стала более опрятной, да и черные волосы тоже. Но, главное, она говорила! Только слова ее были совсем неожиданными для меня.
— Отец… Папа… — ртутные слезы катились по бледным щекам бесконечным потоком, худые пальцы рук заметно дрожали.
Хашихиме неловко топталась на месте, словно не в силах приблизиться ко мне, только бессвязно повторяя одни и те же слова. Я человек спокойный и привыкший сам наводить на людей ужас, но эта картина мнущегося в нерешительности демона, бесконечно льющего слезы, смотрящего на меня и постоянно произносящего слово «отец» в разных его формах, вызвала невольный холодок в груди.
— Хашихиме, ты…
Я не успел договорить, как ками Узумаки закрыла лицо руками. Бессвязное бормотание оборвалось, сменившись стонами и плачем. Ее слезы потекли по рукам ртутными ручейками. Похоже, так я немногого добьюсь. Хорошо, попробуем иной подход. Тяжело опираясь на тории, я поднялся на ноги. Это, конечно, бред, но все же что там Исшики говорил...
— Хорошо, — сглотнув, я развел руки в стороны. — Если ты так хочешь, то… Дай обнять тебя отцу, Хикава.
Всхлипы оборвались. Робко опустив руки, Хашихиме посмотрела на меня серебряными глазами. В них было еще сложнее прочитать истинные чувства, чем в бельмах Бьякугана, но, кажется, я угадал. Первый шаг ей дался тяжело. Он был неуверенным и робким. Но, сделав его, Хашихиме уже не могла остановиться, и вскоре я оказался в крепких объятиях холодных рук. Я неловко обнял ками за подрагивающую от плача талию. Ее поведение удивляло. Шокировало, я бы даже сказал. Ртутные слезы тут же пропитывали мое кимоно, но это были уже совсем иные слезы, вызванные не печалью, а радостью. Так же недавно рыдала Касуми, встретившись со своим сыном, так лила слезы Отохиме, встретившая меня.
— Создавая это место, я хотел отгородить уголок для своих последователей, где они могли бы ждать освобождения от оков мира в радости и спокойствии, — пробормотал я, гладя… Нет, не Хашихиме. Гладя Хикаву по дрожащей спине, — но все здесь только и делают, что рыдают. Вечно у меня все не как у людей. Вместо садов блаженства — сад слез какой-то. Тише, Хикава, тише. И прости своего глупого отца.