Читаем Ямато-моногатари как литературный памятник полностью

Касиваки-ниХамори-но ками-ноМасикору-воСирадэ дзо ариейТатари насиру наСорвал я, не зная,Что в дереве касиваПребываетБог – листьев хранитель,Не гневайся же на меня.

Отсюда становится ясным, что употребление слова нара в танка диктуется не ситуацией, а внутренними требованиями стиха, возможно, осознанным намерением поэтессы употребить прием омонимического повтора. Нарочитость использования названия дерева нара вместо касива подтверждается еще и тем обстоятельством, что эта же история излагается и в 16-м свитке антологии Косэнвакасю, откуда, возможно, и почерпнута танка вага ядо-во, но в Косэнвакасю стихотворению предпосланы слова: «оторвав лист дерева нара...», т. е. название дерева в танка и в прозаическом предисловии одно и то же. Автор Ямато-моногатари, говоря о дереве касива (даже если он восстанавливает истину и у дома Тосико действительно росло это дерево), все же невольно или намеренно подчеркивает эффект введения в текст слова нара и образование омонимического повтора.

Рассмотрим следующий пример:

Кими-но юкуКоси-но СираямаСирадзу то моЮки-но мани маниАто ва тадзунэнХоть еще я не знаюТой белой горы Сираяма в Коси,Куда ты уезжаешь,Но в снегу постепенноПо следу твоему я отыщу ее.

(75-й дан)

В этой танка часть топонима Сираяма Сира и сира – часть глагола сирадзу («не знать») образуют повтор. С одной стороны, это не простой лексический повтор, ибо морф сира имеет совершенно разное значение в каждом из этих слов. С другой стороны, примечательно следующее обстоятельство: этот морф имеет еще значение «белый», ассоциативно связанное со словом юки – «снег», появляющимся далее в стихе. (Юки, в свою очередь, также имеет омоним юки – форма глагола «уходить», таким образом, четвертая строка танка имеет еще значение: «...теперь, когда ты уезжаешь». И появление слова юки подготавливается эффектом этого омонимического повтора сира, семантически привычно связанного с понятием «снег».)

В 148-м эпизоде Ямато-моногатари приводится такая танка:

АсикарадзиТо тэ косо хито-ноВакарэкэмэНани-ка Нанива-ноУра мо сумиукиНе будет тяжело –Так говорил ты,Расставаясь со мной.Отчего же теперь в Нанива-Заливе жить так печально?

Не будем сейчас останавливаться на раскрытии омонимических метафор, содержащихся в этом стихотворении; обратим внимание на четвертую строку, в которой обнаруживается омонимический лексический повтор. Нани («отчего») и нани – часть топонима Нанива. Наличие этой танка в первоначальном тексте Ямато, как уже говорилось, вообще спорно, в ряде списков она отсутствует, кроме того, по смыслу она явно противоречит содержанию всего эпизода, и многие исследователи полагают, что она вставлена позже. Тем более интересно в этой связи, что существовал и несколько отличный вариант этой танка, вошедший впоследствии в Кондзяку-моногатари.

Вариант имеет такой вид:

АсикарадзиТо омохитэ косо ваВакарэ сикаНадо ка нанива-ноУра-ни симо сумуНе будет тяжело –Так мысля,С тобою расстались.Отчего же в Нанива-Заливе я ныне живу?

Надо ка – «отчего» – синоним нани ка, и, думается, вариант нани ка не случайно выбран тем, кто вписывал танка асикарадзи в текст Ямато-моногатари, ибо нани ка создает эффект лексического повтора в стихе.

в) Теперь, когда мы рассмотрели омонимические повторы, мы можем обратиться к приему какэкотоба – явлению сложному, полифункциональному и столь важному для стиха, что рассмотрению его далее будет отведено особое место. Здесь мы хотим указать лишь на одну из частных функций этого явления, а именно на способность какэкотоба восполнять отсутствие простого лексического повтора в танка. В самом деле, слово, выполняющее роль какэкотоба, как бы расщепляется на несколько омофонов, каждое значение образует свое моносемантическое поле, таким образом, данное слово участвует в двух совершенно разных толкованиях текста, которые и составляют многоплановую семантику стиха.

Рассмотрим следующий пример:

Перейти на страницу:

Похожие книги

От философии к прозе. Ранний Пастернак
От философии к прозе. Ранний Пастернак

В молодости Пастернак проявлял глубокий интерес к философии, и, в частности, к неокантианству. Книга Елены Глазовой – первое всеобъемлющее исследование, посвященное влиянию этих занятий на раннюю прозу писателя. Автор смело пересматривает идею Р. Якобсона о преобладающей метонимичности Пастернака и показывает, как, отражая философские знания писателя, метафоры образуют семантическую сеть его прозы – это проявляется в тщательном построении образов времени и пространства, света и мрака, предельного и беспредельного. Философские идеи переплавляются в способы восприятия мира, в утонченную импрессионистическую саморефлексию, которая выделяет Пастернака среди его современников – символистов, акмеистов и футуристов. Сочетая детальность филологического анализа и системность философского обобщения, это исследование обращено ко всем читателям, заинтересованным в интегративном подходе к творчеству Пастернака и интеллектуально-художественным исканиям его эпохи. Елена Глазова – профессор русской литературы Университета Эмори (Атланта, США). Copyright © 2013 The Ohio State University. All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Елена Юрьевна Глазова

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное