Ямато-моногатари как литературный памятник

Выше уже говорилось о той группе списков Ямато-моногатари, в которой 173-й дан помещен после дополнительных повествований, совпадающих с Хэйтю-моногатари, произведением того же периода, и сразу после 173-го дана имеется приписка: «В одной книге сказано, что это повествование соизволил сложить Кадзан-ин». Поэтому многие исследователи издавна приписывают памятник авторству Кадзан-ин. Однако Абэ Тосико в своей обширной монографии о Ямато-моногатари пишет в опровержение этой теории: «Полагая, что оригинальный текст Ямато-моногатари был создан в 5-м году Тэнряку... я не могу считать Кадзан-ин автором всего этого произведения. И выражение „это повествование“, с моей точки зрения, правомернее рассматривать как относящееся лишь к 173-му дану – рассказу о Есиминэ Мунэсада. В девятнадцать лет... в печали принявшему постриг императору Кадзан-ин, видимо, был по душе образ Мунэсада, который в одиночестве укрылся в горах и предавался там скорби после того, как монарх, даривший его своей милостью, скончался»[10]. Автор монографии выдвигает следующую гипотезу: судя по содержанию произведения, написавший его был близок к Мунэюки, Сикибугё-но мия, Нанъин-но мия. По четкости комментирующих замечаний, по разнообразию предметов, интересующих автора Ямато-моногатари помимо любви, Абэ Тосико заключает, что это должен быть мужчина.

Однако некоторые места в тексте, по мнению Абэ Тосико, переданы как будто с женских слов. Например, в 65-м дане: «Не оттого ли, что лицо его очень уродливо, как на него взглянешь, [и не складывается с ним любовь]? – так она как будто о нем рассказывала»[11]. Кроме того, часто встречаются в тексте фразы типа: «Вот так об этом рассказывают люди» или «Ответ тоже был, но позабыт людьми», т. е., возможно, имеется в виду определенное лицо, со слов которого записывался текст.

Слово хито («человек», «люди») в таких фразах Абэ Тосико предпочитает трактовать как «человек», т. е. в единственном числе, считая, что тут имеется в виду прежде всего тот, кто рассказывал историю. Рассказчиком же, полагает Абэ Тосико, была фрейлина Ямато, а записал ее рассказы некий придворный, использовавший, кроме того, те поэтические сборники разных домов, какие были ему доступны, а также вписавший туда все анекдоты и истории о происхождении танка, которые казались ему интересными. Вскоре после создания антологии Сюисю произведение подправил другой человек, возможно Кадзан-ин, в этом виде оно впоследствии и получило распространение[12].

Иную гипотезу выдвигает другой известный исследователь Ямато-моногатари, автор монографии об этом памятнике, Такахаси Сёдзи. С его точки зрения, написавший Ямато-моногатари был полноправным членом литературных салонов эпохи Хэйан. Употребляя в своем творении слово мукаси («давным-давно», «в старину»), он преследовал цель внесения элемента романтического в повествование о предшествующей эпохе, при этом действительное, реальное и близкое автору компонуется в начальной части произведения, до 140-го дана. Уже в 147-м дане, в предании о реке Икута, описывается, как придворные Ацуко, супруги императора Уда, начиная с фрейлины Исэ, слагают танка за персонажей этого предания, изображенных на ширмах императрицы. То обстоятельство, что автор Ямато-моногатари не мог опустить этого события, пересказывая давнее предание, свидетельствует, по мнению Такахаси, что тот был непосредственно связан с окружением экс-императора Уда. Символично также, пишет Такахаси, что произведение начинается отречением императора Уда от престола: «Когда император Тэйдзи вознамерился сложить с себя сан, сиятельная Исэ-но го на стене флигеля Кокидэн написала...» – таким образом, Уда представляется ему центральным персонажем, ибо в основном в произведении собраны истории, касающиеся членов литературного салона экс-императора Уда.