Ян Берзин — командарм ГРУ

— Через лет семнадцать — восемнадцать после 1937-го из сталинских лагерей вернулся соратник Берзина Василий Тимофеевич Сухорукое. Он в тюрьме однажды встретился со своим секретарем М. В. Волгиной. Она была замужем за Яном Яновичем Аболтынем, которого в Разведупре знали как Константина Михайловича Басова[48]. Мария Васильевна, репрессированная, как и ее муж, вызывалась следователем Лубянки на очную ставку с Берзиным. По ее словам, он изменился до неузнаваемости. Это был совершенно другой человек и все-таки это был он, Берзин. И голос у него был совершенно нездешний, отрешенный. «Маруся! — говорил ей Берзин. — Все кончено! Признавайся!» «Я не верила ушам своим, — говорила Мария Васильевна. — Я была в ужасе. Я отвечала ему: „Мне не в чем признаваться. И вы не признавайтесь — вы ни в чем не виновны!“».

— Сестра Тухачевского Вера Николаевна, подтверждая это состояние Берзина и ссылаясь на Алю Песс, жену другого арестованного соратника Берзина — комбрига Августа Яковлевича Песса[49], говорила, что Берзин давал показания против Тухачевского. Но ведь Тухачевский был расстрелян еще в июне 1937-го, а Берзина арестовали только в ноябре того проклятого года.

— В тот год мы тайком говорили друг другу о том, что в НКВД, возможно, применяют наркотики. Но в случае Берзина могло быть другое: вспоминаю, что Павел Иванович ежедневно принимал уйму всяких болеутоляющих таблеток и пилюль. По его просьбе сотрудники Разведупра привозили их пачками и пузырьками из-за границы. Я их часто видела на его столе. Когда к нему приходили, он их прятал в ящик стола... Так вот: отторжение от привычных обезболивающих лекарств уже само по себе могло быть для него пыткой. И, конечно, следователи могли вполне сыграть на этом, ведя психическую атаку на Павла Ивановича...

— Только несведущие, неопытные, чуждые морали люди могут, на мой взгляд, обвинять подследственных, которые не выдержали психических и физических пыток и стали лжесвидетельствовать против себя и против своих товарищей. Сейчас я много думаю над этим больным вопросом... Скажите, вам приходилось видеть Аврору Санчес в тот год?

— Только однажды. Павел Иванович привел жену в наш «шоколадный домик» и представлял ее товарищам по Управлению как свою воспитанницу из Испании...

— Видимо, смущала его слишком юная жена. Очень человечный штрих. А показать Аврору товарищам все же хотелось.

— Коллектив у нас при Павле Ивановиче был замечательный.

— Кого же арестовали примерно в одно время с ним?

— Урицкого Семена Петровича, Давыдова, Никонова... Помню страшные собрания, когда заставляли голосовать в Разведупре за исключение из партии арестованных товарищей. Их обвиняли в шпионаже в пользу всех разведок... Зачитывали на общих собраниях списки арестованных наших сотрудников. В зале — сотни разведупровцев. Но их становилось с каждым новым собранием все меньше и меньше, а начальство ярилось все больше и больше, искореняя «банду Берзина».

При выходе мы показывали дежурному пропуск. Он сверял его со списком и не раз вдруг замораживал наших сотрудников словами: «Приказано пропуск отобрать!» Значит, всё — ты уволен, жди ареста!.. Вначале мы верили, что органы разоблачают врагов народа, изменников Родины. Как же! Ведь в «восьмерке» Тухачевского все, мол, бывшие офицеры! Сам Тухачевский из дворян, голубая кровь, из пажеского корпуса. В плену у немцев сидел. В Берлин ездил, с генералами ихними встречался...

— Вас не арестовали?..

— Меня — нет, только уволили. В Управлении полковник Алексанкин дал мне прекрасную характеристику. Но это был волчий билет. Как увидят, что из Разведупра, дают тут же от ворот поворот. В одном месте требовали, чтобы я представила шесть рекомендаций: за все периоды своей жизни. А люди уже боялись подписывать такие рекомендации, своя рубашка ближе к телу, потом за такую рекомендацию... Долго ходила я безработная, числясь в резерве Наркомата обороны, почти до самой войны, когда вспомнили о разведчиках. Сколько их к тому времени уже перестреляли...

— Кто еще был арестован?

— Взяли Оскара Ансовича Стиггу, работавшего у нас с 1920 года, жена его еще жива. Взяли помощника Никонова Василия Богового — герой Гражданской войны, два ордена Красного Знамени имел; жену его тоже забрали. Моего однофамильца полковника Звонарева Константана Кирилловича, Ади Киримовича Маликова. Были арестованы Лев Александрович Борович, руководитель группы, резидент в Шанхае, Ян Альфредович Тылтынь.

— И жен их тоже арестовали?

— В тридцать седьмом взяли почти всех...

Незадолго до разговора с Н. В. Звонаревой я собственными глазами увидел фотографию архивного документа — страницы из дела Берзина, в котором была видна последняя строка: «Берзин признал себя виновным».

Да, он себя оговорил. Его самооговор документально установлен. Хотя, поскольку документ этот был изготовлен ведомством Ежова — гроссмейстера фальсификаций и двурушничества, я не могу верить в него, и нельзя верить ни в какие документы НКВД тех лет.