Ян, душа моя

Я снова открываю фото, которое отправила Глебу, и да, точно, там видно рукав пижамы, а на нем – маленькие Винни Пухи. Даже не диснеевские, а наши олдскульные. Парам парам парам тот поступает мудро. В отличие от меня.

Когда мы с Оливкой доходим до школы, мое напряжение достигает пика. Она что-то мне говорит, но я почти не вникаю, отвечаю невпопад, молчу и ожесточенно верчу головой. Где он? Не знаю, зачем мне видеть Глеба, и что я хочу прочитать на его лице, но я чувствую себя как на иголках. Мне точно необходимо его увидеть. Рассказал ли он все Яну? Может быть, просто воспользовался моей наивностью на выходных, чтобы закрыть долги по учебе, а потом просто посмеялся надо мной вместе с другом. Разозлился ли он на последнюю фотографию? Или посчитал забавной и спустил мне с рук?

– Яна!

– А?

– Ты куда сегодня отлетела?

– Никуда, – я переобуваюсь в старые конверсы, пока Оливка надевает стильные мокасины.

– Выглядишь так, как будто тебя похитили инопланетяне, и забыли вернуть.

– Очень смешно.

– Да я не шучу, ты реально так выглядишь.

Она косится на мою обувь, а я бурчу:

– Это кеды, они должны быть убитыми.

Мы выходим из раздевалки, доходим до лестницы, когда я начинаю обшаривать карманы брюк и говорю:

– Черт, забыла телефон в куртке, встретимся в кабинете.

– Как скажешь.

Я бегу обратно в раздевалку, потому что скоро уже должен быть звонок, хватаю телефон из кармана. Так же быстро возвращаюсь, на ходу проверяя сообщения. Ничего.

– Ай! – с размаху влетаю носом в чью-то широкую грудь.

– Нет, правда, тебе стоит хотя бы попробовать ходить с открытыми глазами.

Конечно, это Глеб.

– Извини.

– Не проблема, Винни, – он смотрит на меня, продолжая стоять в дверях.

Я снова чувствую себя практически немой. Отвечать ему в переписке гораздо проще. Ну, по крайней мере он не злится на фотографию.

Я потираю нос. Конечно, ударилась я не так уж сильно, но у Глеба какой-то парфюм, который сбивает меня с толку. Пахнет тепло и терпко.

– Как ты относишься к творчеству Люси Чеботиной?

– Что? – я недоумевающе смотрю ему в глаза.

– Ну, в конце концов, она же права, да? Зачем тебе солнце Монако?

До меня только начинает доходить. В груди неприятно холодеет.

– И луна Сен-Тропе вроде не нужна. Если Яна рядом нет. Или как там в тексте, я не силен в современной популярной музыке.

Я смотрю на парня, и мое лицо прямо-таки сводит ненавидящей судорогой. Как такой красивый человек может быть таким отвратительным? Строчки этой песни, среди прочих, я записала в учебнике.

Не контролируя себя, выпаливаю:

– Ты же знаешь, что ты козел?

– Солнышко, я в курсе. Но я не знал, что ты такая дерзкая. Это даже интересно.

Он улыбается только одним уголком губ, глаза смотрят все так же колюче, но с примесью чего-то нового. Похоже, ему действительно интересно. Отлично, Петрова. Теперь кот не просто сожрет птичку, а будет играться, прижимая лапой и проверяя, сколько она протянет.

– Глеб, дай ключи, свои забыла! – тонкая ручка бесцеремонно хватает парня за плечо и разворачивает к себе, – ой, а что это ты тут делаешь?

Девчонка смотрит на меня такими же колючими голубыми глазами, и ее губы растягиваются в улыбке.

– Держи, – он протягивает ей ключи, просунув указательный палец в кольцо.

– Кто это?

– Не твое дело, Алин, – тут Глеб сжимает ключи в кулаке, – прогуливать собралась?

Она кривится и передразнивает:

– Не твое дело, Глеб.

Я стою истуканом и молча наблюдаю за ними. Кажется, это его сестра. Младше меня на класс, всегда одета с иголочки, волосы идеально вытянуты утюжком и блестящей золотистой волной следуют за хозяйкой. Просто оживший персонаж «Дрянных девчонок».

Глеб отдает сестре ключи, но она не торопится уходить. Стоит и буквально ощупывает меня взглядом.

И когда звенит звонок, я отмираю, отодвигаю Янковского и проскальзываю в дверной проем. С колотящимся сердцем я бегу к лестнице. Почему Ян дружит с ним?

**

На уроках я отсутствую чуть ли не физически.

Отмалчиваюсь, ничего не записываю, постоянно себя контролирую, чтобы ничего не рисовать. В итоге на полях во всех тетрадях рисую квадраты. Так жирно прочерчиваю линии, что почти разрываю страницы.

Оливка касается моей руки:

– Ян? Ты в порядке?

– Угу, – мычу я.

Почему я не рассказываю ей про шантаж Глеба? Не знаю. Просто не могу вытолкнуть из себя слова. Не могу избавиться от гнетущего ощущения. Что-то между нами не так. Не знаю. Может быть, это со мной что-то не так. Чувствую себя так, будто сижу в глубокой бочке.

Когда на большой перемене Оливка затаскивает меня в столовую, я сажусь за стол с кружкой чая и кошусь в угол, где всегда сидят Ян и Глеб. Барышев рассказывает какую-то историю, отыгрывая каждую фразу мимикой под гогот одноклассников. Там же сидит Алина с подружками и аж повизгивает от смеха. Я хмуро смотрю на нее. Не секрет, что подавляющее большинство девчонок нашей школы влюблены в Яны. Остальные, вероятно, в Глеба. Я часто видела Алину с ребятами, но теперь практически уверена, что она в команде Яна, так сказать. Она взвизгивает очередной раз, и я морщусь.

– Как гиена, – говорит Оливка, глядя в тот же угол.

– Угу.