Ян Гус

Какая огромная разница в сравнении с тем, как Констанцский собор обращался с Гусом!

В истории римско-католической церкви еще не бывало случая, чтобы она отказалась от права безоговорочно повелевать и требовать слепого послушания Только гуситы впервые заставили ее это сделать. Итак, в Базеле католическая церковь уступила свое место верховного судьи высшей инстанции — «закону Божьему», библии — и перед этим судией сама заняла место спорящей стороны на одном уровне с гуситами.

Это было первым крупным поражением церкви с самого момента ее возникновения. Она вынуждена была отказаться от одного из своих основных принципов— от принципа непререкаемости авторитета.

Гус первым начал борьбу, увенчавшуюся этой победой.

Откуда взялось в нем столько отваги и силы?

В сущности, на это уже был дан ответ: борьба Гуса совпадала с направлением развития его времени, и за Гусом стояла его правда.

Но что же внушало ему сознание правильности его пути, откуда и как черпал он силу этой правды?

Все это стало возможным единственно потому, что он не утратил тесной связи со своим народом, с массами, как мы сказали бы теперь, то есть с теми людьми, у кого он учился познавать жизнь, к кому он обращался, ради кого боролся. Гус всегда был вместе с народом, был спаян с ним силой любви и всеми своими помыслами, он был плотью от плоти народа, и именно поэтому он мог стать народным проповедником и пропагандистом. Он обладал исключительным талантом проникать мыслью в проблемы своей эпохи, обладал исключительным нравственным и человеческим мужеством; поэтому он стал рупором тысяч.

Он прекрасно понимал, что его идеи и выводы порождены реальной окружающей его жизнью. Отсюда конкретность его речи и сама речь, доступная пониманию самых простых слушателей. Вот почему этот идеолог стал вождем. Это один из нагляднейших примеров роли выдающейся личности в истории, один из примеров взаимоотношения между идеей и массами. Из жизни народа, с которым он был органически связан, выводил Гус свои заключения, придавая им четкую форму программы; сформулированные таким образом идеи, в свою очередь, влияли на массы, принимавшие их в силу самой своей природы. Идеи же, воспринятые массами, становились в их руках реальной революционной силой.

«Гус — первый революционер нового времени». (3 д. Неедлы, «Гус и наша эпоха»). Предшественники Гуса, правда, тоже указывали на пороки церкви, корили ее и предлагали устранить их. Гус же не ждал устранения пороков от самой церкви. Он не только критиковал ее — он шел значительно дальше: на глазах своих слушателей он сорвал с нее фальшивый ореол и вскрыл причины ее упадка. А вскрыв их, указал и путь к устранению пороков, к исправлению церкви даже против ее воли. Он выдвинул совершенно конкретное требование — отобрать у церкви собственность, основу ее светского могущества; с такой же конкретностью он отвергал слепое повиновение церковному авторитету, на который опиралась ее мощь. Церковь утверждала незыблемость существовавшего в мире порядка. Гус, наоборот, говорил, что этот порядок необходимо изменить!

Это было, бесспорно, революционное наступление не только на позиции крупнейшего феодала того времени— это было наступление на самую сущность феодального строя. А из многих приведенных нами высказываний Гуса ясно видно, что его борьба действительно затронула и другую часть тогдашнего общества — светскую. Разве не говорил Гус об обязанностях каждого сословия? О том, что лишь тогда законна власть светских властителей, когда они честно выполняют свой христианский и человеческий долг по отношению к своим подданным? И теперь, когда мы научились понимать Гуса, несмотря на церковную терминологию его текстов, разве не видим мы, что его учение в целом образует основу революционной социальной программы?

Что это было именно так, доказывают ход и результаты позднейшего движения гуситов, сформировавших свою идеологию на основе учения Гуса.

Вернемся же в заключение к личности Гуса, к Гусу-человеку. Мы уже говорили, какое богатство любви заложено было в его душе. Отсюда вытекало и его особое новое отношение к людям, необычное для окаменевших форм феодального мира, ибо Гус находил совершенно иные мерила и критерии, которыми оценивал человека и определял его место в жизни. В чем Гус видел ценность человека?

«Найдется ли такой глупец на свете, — говорил он, — который предпочел бы быть плохим епископом, нежели хорошим крестьянином? Поистине нужно быть безумцем, ослепленным дьяволом, чтобы не понять, что лучше!»

Отсюда и вывод Гуса о том, на кого следует опираться в борьбе за исправление мира: не на сильных, как того требовал феодальный обычай, а на праведных. Понятие же «праведный» совпадало у Гуса с понятием «бедный и униженный». В самых разных трудах вновь и вновь цитировал он место из библии, где сказано, что Христос «возвестил истину» не богатым и ученым, но неимущим и презираемым. «Простые бедные священники, миряне и женщины неимущие защищают правду честнее, нежели доктора. В страхе бегут они от правды и не осмеливаются высказать ее».