Ян Непомуцкий

Мы составили план занятий для руководителей музыкальных кружков. Достали телегу с лошадью для перевозки инструментов. Из Москвы получали полезные советы, и ничего больше. Ни нот, ни инструментов. В Москве было много крупных владельцев музыкальных магазинов и солидных издателей нот, но они припрятали все свои запасы и ждали благоприятного момента, чтобы выгодно продать. Мы же влачили жалкое существование, округ не мог начать работу. Я ездил в Москву и возвращался с обещаниями. Место в железнодорожном вагоне я получал как командировочный, это право сохранялось за мной и при возвращении обратно, я мог сесть в поезд, несмотря на толпы людей, целыми днями осаждавших билетные кассы, так как поезда ходили все реже. Не хватало паровозов; на некоторых станциях на запасных путях я видел целые кладбища разбитых паровозов. Раньше топили углем, сейчас угля, естественно, не было, поэтому топили дровами. Запаса дров хватало примерно на пять часов, за это время поезду, как правило, удавалось добраться до следующей железнодорожной станции или крупного железнодорожного узла. Там поездная бригада и пассажиры совместными усилиями нагружали новый запас, разводили пары и ехали дальше. Из Саратова в Москву добирались за три дня. На границах губерний поезд задерживали и проводили досмотр. Каждая губерния была сама по себе, каждая выставляла свой контрольный пост. На границе вооруженный патруль осматривал багаж пассажиров; все излишки продуктов, то есть то, что бралось не на дорогу, реквизировались. Один раз в нашем поезде ехали матросы. На границе Тамбовской губернии патруль разложил на перроне все, что было изъято у пассажиров первых вагонов. Затем патруль вошел в вагон, в котором ехали матросы. Матросы отказались предъявить багаж. Спор ожесточался, кругом зашумели, закричали; кто первый выстрелил, не знаю. Баталия продолжалась четверть часа. Тамбовские власти вынуждены были отступить, а матросы предложили пассажирам забрать с перрона то, что у них отобрал патруль. При всеобщем воодушевлении и овациях по адресу матросов люди несли в вагоны свои конфискованные было продукты. Мне это пришлось как нельзя кстати, я вез из Саратова подарки Коганам, у которых останавливался в Москве. И мать и дочь учились у меня в Саратове. С каждым моим приездом обстановка на вокзале в Москве становилась все хуже. Найти извозчика было невозможно. Кругом шныряли сомнительные типы, надо было внимательно следить за багажом, иначе в толчее его легко было лишиться. На улицах на каждом углу дети и старики продавали всякую мелочь, шнурки, спички или просто просили милостыню.

После нескольких бессонных ночей в поезде, после долгой ходьбы через весь огромный город я наконец отсыпался у Коганов и утром, попив чаю, направлялся в обход учреждений.

Музыкальный отдел Наркомпроса? Там-то и там-то… Кто вам нужен? Объясняю. Представляюсь. Музыкальные округа? Да, товарищ такой-то и такой-то. Всегда кто-то другой. Здесь ли он? Счастье, если он оказывается на месте. Как правило, это музыкант. Мы говорим, и он во всем со мной соглашается. «Округа еще очень молодые организации. Пройдет немало времени, пока они смогут развернуть свою деятельность и включатся в общую культурную жизнь страны. Да, вам необходимы ноты и другие материалы. Но у нас не хватает даже для Москвы». Слушаю его и думаю: неправда, они у вас есть, но вы сидите на них, как собака на сене, и другим не даете. Вежливо говорю ему о том, что где-то должны быть большие склады, их необходимо найти, не провалились же они сквозь землю, кто-то должен этим заняться — и, скорее всего, вы! Входят сотрудники из других кабинетов, начинается оживленная дискуссия. Наконец составляется резолюция: необходимо ускорить снабжение округа музыкальными материалами и установить тесный контакт округа с центром. Резолюцию заверяют печатью и вручают мне. Я складываю вчетверо этот бюрократический документ и отправляюсь на вокзал, где становлюсь в очередь командировочных в специальную кассу. Но Москва не Саратов. Там меня даже на вокзале знали. Кроме того, в Москву приезжают со всего Советского государства. Жду, жду, когда наконец подходит моя очередь, и узнаю, что могу ехать только завтра. Довольный и тем, возвращаюсь к своим друзьям, мы едим конину, при этом хозяйка шутит: «Лошади поданы!»

После обеда я как-то вышел побродить по переулкам Арбата, где возле старой церквушки и небольших особняков бывших богачей жили Коганы. Раздался первый удар колокола, к нему присоединился другой, третий, четвертый — так начинался ежедневный концерт московских колоколов. Нигде ни живой души. Темнота густеет. Огромный город тогда еще не был освещен. Вспомнил Сараджева, его сына, не он ли это звонил?