Ян Жижка

Чешские католические летописцы назвали 1424 год «кровавым годом Жижки». То был действительно год кровавых поражений всей феодальной партии.

Из многочисленных свидетельств тех же летописцев можно усмотреть, что и в ту пору крайне обостренной социальной борьбы Жижка ни разу не совершил неоправданной жестокости. Тяжелые кары, какие вождь народных отрядов обрушивал на голову врагов, всегда были возмездием за преступления, совершенные ранее панами, католическим духовенством или богатым бюргерством против крестьян или городских бедняков, преданных борьбе таборитских братств.

Весной 1424 года Жижка начал рейд через всю Чехию, прошел в западные области. Он вновь пытался сломить здесь главный оплот Сигизмунда в Чехии — военный союз плзеньских католических панов.

В то время как отряды Жижки сражались у Плзня, общее политическое положение в стране вновь неожиданно изменилось.

Император Сигизмунд, возмущенный «предательством», совершенным чешскими панами на недавнем сейме в отношении его «непререкаемых», «священных» прав на чешскую корону, угрожал неверным вассалам самыми свирепыми карами. Грозил им из Рима и «святой отец». Паны католической партии заколебались. А без их подписей и печатей святогавельские решения не могли стать обязательными и для других участников сейма.

С другой стороны, и пражане сильно охладели к этому соглашению.

Как раз в это время Сигизмунд отдал моравское маркграфство своему зятю Альбрехту, герцогу австрийскому. Новый маркграф весьма неполитично, как бы в поучение пражским бюргерам, учинил кровавые гонения и массовые расправы над моравскими гуситами. Моравские казни живо напомнили пражским богатеям, чем угрожает им самим победа Сигизмунда в Чехии.

К тому же стало известно, что император прочит Альбрехта, палача Моравии, в чешские короли после своей смерти. Это делало Сигизмунда еще более ненавистным пражанам и решительно отвращало их от только что заключенного соглашения с католиками. Снова заговорили они о приглашении короля из родственной Польши.

Городские советники Праги отправили к краковскому двору новое посольство.

Тут создалось любопытное положение. Ягайло за неделю до прибытия к нему чешских послов, встретившись с Сигизмундом, обязался выставить против чешских гуситов пять тысяч польских рыцарей для похода, который снова готовил император. Ведя после этого переговоры с пражским посольством, Ягайло попросту обманывал чехов. Но и сами чехи на этот раз сумели провести Ягайлу. У него под носом они тайно договорились с князем Корибутом: князь, вопреки воле Ягайлы и Витовта, вернется в Чехию, чтобы стать не наместником, а чешским гуситским королем.

Летом 1424 года этот литовский князь вновь появляется в Праге. Теперь он именует себя уже «королем чешским, желанным и избранным». Но в действительности он только правитель владений пражан. Ему отказывает в признании не только католическое панство, но и многие паны-«подобои» и оба Табора.

Отправляясь в свой дальний плзеньский рейд, Жижка, видимо, твердо рассчитывал на то, что под впечатлением моравского погрома отношения между бюргерами столицы и панами-католиками испорчены надолго и что на поле брани он не будет иметь теперь дела с объединенными силами бюргеров и католических панов. Он ошибся.

В середине мая под Плзнем табориты оказались перед сводными войсками панского католического союза и наемниками союза городов, управляемых Прагой. С ними были и отряды панов-«подобоев».

Не желая меряться силами с противником, впятеро более многочисленным, Жижка начал отходить.

XXVII. ДЕЛО У МАЛЕШОВА

От Плзня к северо-востоку, к переправам через Влтаву скачут гонцы. За ними Жижкин возок. Вокруг возка тесная группа всадников — гетманов и Старших Малого Табора: Ян Рогач, Бартош Валечовский, Ян Чернин. Верхом на коне, в потертой рясе, градецкий проповедник Прокупек. Здесь же и гетман Большого Табора Ян Гвезда. В полугоне за Жижкой — таборитская колонна с наглухо прикрытым тылом, стремительно уходящая от преследования.

— Отхожу от Плзня в четвертый раз, — ворчит Жижка. — А без Плзня нет половины Чехии…

Гетман поднимает незрячее лицо кверху, к солнцу, выставляет руку, словно щупает несущийся навстречу ветер.

— Из Праги бросятся наперерез! — кричит он скачущему рядом Рогачу. — Вели, брат Ян, гнать быстрее!

— Кони у возовых в мыле, боюсь — пристанут…

— Пусть идут быстрей! — приказывает Жижка.

Рогач поворачивает назад, к гетману над возами.

— Пробиться бы через Конопишт, к Большому Табору, — подает голос Гвезда.

— Куда там!.. И думать нечего! Если не перехватят у переправы, пойдем левым берегом Влтавы на север. Только и сможем, что проскочить к Лабе. Там впереди? — спрашивает Жижка.

— Ни холма, ни оврага… До самого Мнишка ровная дорога, — пригибается с седла к Жижке Чернин.

— Знаю, что ровная, — досадливо прерывает тот, — не впервые здесь. Конников не видно? Пражских?

— Пусто.