Янгель. Уроки и наследие

"Обычно в командировке на полигоне или на стендовых испытаниях в Загорске, — вспоминает одна из ведущих сотрудниц конструкторского бюро начальник отдела Л.М. Назарова, — Михаил Кузьмич, приходя на работу утром, собирал всех специалистов, намечал план на день, контролировал его выполнение, нерадивым устраивал разгон. Он умел это делать тихо, тактично, но после таких замечаний всегда делалось стыдно".

В арсенале Руководителя всегда имеется отработанный набор стандартных поощрений и наказаний для отличившихся и провинившихся, а то и просто нерадивых. Тут и благодарности в приказе, премии, выговоры, понижение в должности.

И в этой ипостаси Главный был неповторим. Его не боялись так, как обычно дрожат перед суровым начальником. Заместителей боялись, но его — нет. Боялись другого — потерять его уважение, ибо глубоко верили, что любое решение будет справедливым, как бы ни был суров приговор. А вот суровости-то, как это ни покажется парадоксальным, практически и не было. Но что, пожалуй, самое важное, что дело-то от этого не страдало. Совершенство системы достигалось не через наказания "кнутом", а моральное и психологическое воздействие. В то время, как выговор в приказе был важнейшим рычагом воздействия и "приведения в чувство", знаменитое янгелевское: "Стыдно тебе должно быть, стыдно!" — воспринималось как самое большое наказание и даже ругательство.

Психологический эффект от педагогических внушений, основанных на таком, казалось бы, обыденном слове "стыдно", прочувствованно донес один из его "лауреатов" — С.М. Солодников, прошедший путь от инженера до Главного конструктора направления:

— Бывало, ругает на чем свет стоит, стирает в порошок, а на душе радостно — за дело ругает, заряд дает, на путь наставляет. Ну и уж не без того, что речь изрядно сдобрена крепким русским "рассолом", без которого — какой выговор. Такую устроит головомойку, чувствуешь, аж пот выступает, пар идет. Но в конце, когда вдруг так просто, по-отечески, доверительно скажет:

— Стыдно тебе должно быть, стыдно! — вот тут-то внушение, выговор, как угодно его назови, достигали своей цели безошибочно. В этот момент действительно становилось бесконечно стыдно, готов, кажется, провалиться сквозь землю. И даешь себе твердое слово, что еще не скоро заслужишь во второй раз такую оценку…

— Насчет крепкого русского…, - продолжает автор этих наблюдений, — разговор особый. Тут, несмотря на всю пикантность темы, как говорится, что было, то было, "из песни слова не выкинешь". Конечно, словарный запас, а также набор выражений и приемов для приведения в чувство провинившегося был необычайно широк и владел он им в совершенстве. В возбужденном разговоре, когда проходила "прочистка мозгов", Михаил Кузьмич не был исключением среди других, и часто и очень искусно апеллировал и к "чертовой матери", и "к чертовой бабушке", и еще значительно дальше. Как истинно русский человек, он знал цену крепкому русскому слову и умело пользовался им, когда это было оправдано ситуацией. И никогда эти разносы не опускались до того уровня, который у французов именуется как "mauvaiston" (дурной тон, невоспитанность). Наивысшую же оценку неудовлетворенности работой определял на свой манер. Простое слово "стыдно" по своему воздействию было значимее любых наказаний и ругательств…

А вот еще одно любопытное свидетельство эффективности "проработок" Главного воспроизводит ведущий инженер А.А. Полысаев:

"Были и благодарности в личном деле, было и "Работой твоей доволен", были и выговоры, солидные, такие, что слезы из глаз лились, были и попроще: "Увеличивай обороты!" Но самой большой радостью для меня был момент, когда с трибуны торжественного заседания Михаил Кузьмич сказал в своем докладе обо мне (как и о многих других) теплые слова. Попадало устно от Михаила Кузьмича довольно часто, но никогда я не чувствовал себя униженным, никогда он не кричал, а всегда четко и спокойно выговаривал. Мне кажется, что эти выговоры он тут же забывал, так как не раз бывало, что через час — полтора Михаил Кузьмич вызывал снова и ставил новые задачи. Несмотря на его удивительнейшую память, я все же верю, что он об этих выговорах забывал. Если же взгревал, то каждый получал удовольствие, и прежде всего потому, что после этого знал, чем и как нужно заниматься".

При сравнении этих оценок, данных в разное время и по разным поводам двумя совершенно непохожими друг на друга ведущими специалистами конструкторского бюро, невольно создается впечатление, что произнесены они как бы одним человеком. Настолько велика была сила психологического и эмоционального воздействия Главного.