Янка при дворе царя Петра

Петр маялся. Вернувшись в свою комнату и не обнаружив там Янки, он долго и отчаянно ходил из угла в угол и буквально бился головой о стену. Потом, немного придя в себя, побежал искать Наталью. Столкнулся с ней в коридоре, когда она шла на кухню за едой для Янки. Наталья сурово взглянула на него и хотела пройти мимо. Петр осмелился окликнуть ее:

– Наташа!

Она обернулась, подошла и влепила ему оплеуху.

– Изверг! – подошла вплотную. Он, поникнув, стоял как провинившийся школьник, не смея взглянуть ей в глаза.

– Он…он жив? – наконец тихо спросил Петр.

– Слава Богу! – сурово произнесла Наталья. – Глянул бы, что с ним сделал! – и она пошла дальше. Петр с тоской посмотрел ей вслед.

В этот день он сорвал зло и на Алексашке. Как и обещал Петр, Алексашка был вторым в списке казнимых. И хотя досталось сильно, Меньшиков был рад, что спас Янку от долгой расправы. А Петр маялся…

* * *

Попрощавшись с Настей, Янка притянула к себе миску с ягодами. Они сладко пахли лесом, какими-то травами и были необыкновенно вкусные. Янка и не заметила, как миска опустела. Вздохнув, она поставила пустую миску на пол, и снова начала отжиматься на руках. На этот раз попытка увенчалась успехом. Янка встала на ноги, заправила в джинсы тельняшку, одернула олимпийку и потрогала лоб. В теле боли почти не осталось, она притупилась и походила на нытье в мышцах, а вот голова…Янка подошла к столу и посмотрелась в зеркало. Ну и видуха, подумала она, губы как трубы, на лбу фонарь в виде шишки и болит, гад. Янка поморщилась, дотронувшись до синяка. Потом поставила зеркало на стол и увидела там среди всякой мелочи в виде гребня, платка и булавок, большую медную монету. Янка взяла ее и приложила ко лбу.

Потом осторожно села на лавку спиной к открытому окну. Чутким ухом уловила какое-то движение за окном. Слегка повернув голову, она скосила глаза и залилась краской: на подоконнике сидел Петр с низко опущенной головой. С минуту сидели молча, никто не решался заговорить первым. Наконец, решилась Янка.

– Прости меня, – тихо произнесла она, не поднимая глаз. Петр вздрогнул, быстро посмотрел на ее опущенные ресницы: не смеется ли. Он молча, удивленно, не мигая, глядел на Янку, потом переглотнул.

– Ты… Янка… – он смутился, но тряхнул головой. – Ты…это ты прости, не рассчитал я, – он снова тряхнул головой. – Чепуха, какая! Ведь не то говорю! – он с досадой сжал кулаки. Янка его поняла и тоже уселась на подоконник, глядя на него из-под монеты.

– В общем, виноваты мы оба, – подвела итог Янка. – Я в том, что не разъяснил тебе обстоятельства, а ты в том, что не разобрался.

Петр как-то не обратил внимания на ее слова. Он вскинул глаза, Янка протянула руку:

– Ну, мир, что ли? – она улыбнулась. Он крепко сжал ей ладонь и тоже улыбнулся.

– Я завтра в Переславль собрался, – вдруг сказал он. – Поехали?

– А как же крепость? – спросила она.

– Без меня доделают. Ну, так как?

– Спрашиваешь! – Янка восторженно хлопнула себя по коленке. Потом положила монету на место и спросила:

– У тебя пятака не найдется, к шишке приложить?

– Пойдем, поищем! – засмеялся Петр.

Янка забрала свои вещи, и они вместе вылезли в окно.

* * *

– Алексашка-то как? – вдруг спросила Янка у Петра. Он быстро взглянул на нее.

– А ты откуда знаешь? – Петр удивленно поднял брови.

– От верблюда. Зачем ты его побил, Пит? – она вдруг посерьезнела. Он покраснел.

– За тебя. За дерзость его, – раздраженно сказал он. – А вообще, наверное, из-за себя, такая досада была… – он дернул шеей. – Ладно, – он усмешливо посмотрел на нее. – Жив твой защитник, чего ему сделается.

Они дошли до комнаты Петра. Там Янка поставила свои вещи в угол.

– Я пойду, Саньку проведаю. Да и к Наташе тоже надо зайти, спасибо сказать, – она остро глянула на него и вышла. Петр посмотрел ей вслед и покрутил головой.

* * *

Янка нашла комнату стольников. Открыла дверь, заглянула. Алексашка прикладывал к разбитому лицу мокрое полотенце и постанывал.

– Ёкорный бабай! – не сдержавшись, воскликнула Янка. – Вот это живопись!

Алексашка вздрогнул от неожиданности.

– А, это ты? Ох! – он опять приложил к лицу полотенце. – Как сам-то? Отошел? – сквозь полотенце спросил он Янку.

– Ты про меня или про Пита? – прищурившись, хитро спросила она.

– Ясное дело, про тебя! – чуть рассердился Алексашка.

– Как видишь! – усмехнулась она. – А ты меня видишь? – она подошла к нему. – Дай-ка посмотрю! – она сняла с его лица полотенце. – Да-а! Пит прям художник-авангардист! Малевич, блин! Конкретно тебя разукрасил! – она стала осторожно промокать ему ссадины, дуя, чтобы не было больно. – Из-за меня, да? – Янка сочувственно посмотрела в глаза Меньшикову. Он опустил голову и кивнул.

– Две оглобли об меня изломал! – вдруг сказал он. – Рожу разбил! Никогда еще мне так не доставалось! – Алексашка, еле улыбнувшись, рассмотрел Янку. – Да и ты, я вижу, тоже не совсем в порядке, – он указал на ее шишку и разбитые губы. Янка смутилась, покраснела.