Янка при дворе царя Петра

– До ветру ходил, – отозвался Яким. Хлопнула дверь. Заскрипели ступеньки: кто-то спустился, пошел по траве. Она зашелестела. Подошел к амбару. Встал у окна. Янка замерла.

– Э, Янка! – это был Меньшиков. Янка молчала. В ней вскипала злость на Алексашку. Он прислушался.

– Молчишь? – он усмехнулся. – Молчишь, не знаешь, что сказать? Значит виноват.

– Интересно, и в чем же?! – ехидно спросила Янка, стараясь не злиться.

– Наглец! Ты на государя напал! Тебе этого мало?!

– Не твое дело! – огрызнулась Янка. – Запомни, кто при мне руки распускает, тот об этом потом долго помнит! Усек?!

– Ого! Да ты еще угрожаешь?! – удивился Алексашка.

– Я не угрожаю, а предупреждаю. Тебя это, кстати, тоже касается, – как можно примирительнее заговорила Янка, хотя злость еще не прошла.

– А знаешь ли ты, что тебе будет, если государь эти твои слова узнает? – усмешливо спросил Алексашка. Янка похолодела, но сказала как можно безразличнее:

– Мне это совершенно не интересно, беги, сообщи, а то еще забудешь!

– Это ты пока такой смелый! – с издевкой произнес он. – Погляжу на тебя завтра, когда государь с тебя шкуру спускать будет! За все получишь сполна! А я от себя еще добавлю, чтоб не позорил меня перед государем впредь!

– Ой, как страшно! Мальчик обиделся! Уже боюсь! – усмехнулась Янка.

– Посмейся, посмейся! Завтра плакать будешь, Сонькин прихвостень!

– Чего-о?! А ну повтори, как сказал! – снова взорвалась Янка.

– Ага! Задело! А то и сказал! Знаю, кто тебя прислал, и зачем тоже!

– Слушай внимательно, Шурик! Если ты еще раз меня так оскорбишь, я за себя не отвечаю! – медленно и глухо сквозь зубы процедила Янка. – И оправдываться перед тобой не собираюсь!

– Добро, щенок! Будет тебе завтра баня с перцем! – злорадно пообещал Алексашка, – Все выложишь, как на исповеди!

– Но не тебе, не мечтай!

Где-то хлопнула ставня, и грозный голос Петра крикнул в темноту:

– Алексашка! Опять балуешь с девками! А ну, живо спать!

– Ну, гляди, Янка! Попомни мои слова! – шепотом сказал Алексашка и скрылся в темноте. Зашелестела трава, скрипнули ступеньки, хлопнула дверь. Стало тихо-тихо. Только кузнечики сверчили в траве. Янка вытащила кусок пирога и запустила в него голодные зубы. Пирог оказался с мясом и был довольно вкусный. На этот раз Янка утолила голод и немного успокоилась. Спать не хотелось, и Янка взялась за гитару. Провела по струнам и тихо запела:

Сижу за решеткой в темнице сырой,
Вскормленный в неволе орел молодой…

Как ни тихо пела Янка, но в тишине песня долетела и до окон Петра. Он стоял у открытого окна, задумчиво глядя в темноту. Подошел Алексашка, прислушался:

– Ишь как жалобно выводит, а, мин херц.

– Хорошая песня, – задумчиво сказал Петр, и, повернувшись к Алексашке, – Разве плохой человек может так петь? – он дернул головой. – Нет, либер киндер, свой он. Свой, – повторил он еще более уверенно и вздохнул.

– Утро вечера удалее, – повторил Алексашка давешнюю фразу, – поглядим, мин херц.

О разговоре с Янкой он умолчал. Петр вздохнул, закрыл окно и задул свечу.

* * *

Янка, задумчиво наигрывая на гитаре, покосилась на свои часы. Было уже около полуночи. Надо спать, подумала она, неизвестно, какой день впереди. Подложив под голову сумку, она свернулась калачиком на соломе и закрыла глаза.

Наступило утро. Петр проснулся с первым лучом, только еще всходившего солнца, растолкал Алексашку. Когда тот, почесываясь, поднялся, велел:

– Поди, взбуди всех! Построишь, доложишь! Ступай, живо!

– Мин херц, а как же…?

– Выполняй, что велено! Разговорчив стал! – повысил голос Петр.

– Твоя воля, – пожал плечами Алексашка и пошел будить остальных. Петр оделся, крутнулся перед зеркалом, сдвинул брови, и, чуть ссутулившись, вышел из комнаты. Старушки-приживалки кинулись в разные стороны, когда он стремительно шел по коридору. Петр зашел к матери, справился о здоровье, категорически отказался от молитвы и завтрака и торопливо пошел во двор к отряду. Его гвардия уже в полном составе была выстроена. Алексашка открыл было рот, чтобы сдать рапорт, но Петр остановил его:

– Ныне пока воевать не будем. Надобно нам пленника допросить. Помните? – он усмехнулся. Оглядел строй. – А ну, Яким, приведи его!

Яким побежал к амбару, отпер, осторожно приоткрыл дверь, заглянул. В углу на охапке соломы, обняв гитару, беспечно спала Янка. Яким тихо подошел, тронул ее за плечо:

– Янка, Янушек!

Янка сквозь сон дернула плечом, отмахнулась:

– Отвали, – бормотнула она, не просыпаясь. Яким потряс сильнее. Янка открыла глаза, недоуменно огляделась, потом, окончательно проснувшись, все вспомнила.

– А, это ты, Яким, – она зевнула, потянулась, протерла глаза и села. Потом глянула на часы и свиснула:

– Это, за каким полседьмого меня разбудил? – она недовольно глянула на Якима.

– Государь приказал, – объяснил Яким. – Пойдем скорее, он не любит ждать.

– Подождет, не развалится, – хмыкнула Янка. – Иди, скажи ему, если у него ко мне дело, пусть сам и придет.

– Да ты что, Янка? – Яким мгновенно побледнел. – Ты что, смеешься?