Янки из Коннектикута при дворе короля Артура

Моя голова усиленно работала. Мне нужно было как-то оттянуть время до полного затмения. Мне приходилось выдумывать различные препятствия, лишь бы только выиграть это время, так как в противном случае они стали бы умолять меня рассеять мрак, а это вовсе не было в моей власти. Послали за одеждой, на это ушло некоторое время, но все же этого было мало, полное затмение солнца все еще продолжалось. Мне необходимо было придумать еще какую-нибудь отговорку. И вот я сказал, что мрак должен продлиться еще некоторое время, потому что король, быть может, дал это обещание под влиянием первого порыва; поэтому мрак еще немного сгустится, и, если и после этого король не отступится от своего обещания, вот тогда мрак и рассеется. Конечно, и король, и присутствовавшие не очень приветствовали такое условие, но я стоял на своем, оставаясь непреклонным.

А между тем, пока я натягивал на себя неуклюжее одеяние шестого столетия, становилось все темнее и темнее, я дрожал от холода в своем новом облачении. А тьма делалась все гуще и гуще, народ приходил в отчаяние, подул холодный ночной ветер, и на небе замерцали звезды.

Наконец вот оно! Наступило полное затмение, и я был этим очень доволен. Однако все остальные пришли в сильное отчаяние, некоторые завыли от ужаса, и это было совершенно естественно. Тогда я сказал:

– Король своим молчанием доказал, что он не отступается от своих обещаний. – Затем я простер руку и простоял так несколько мгновений, потом произнес торжественным голосом: – Рассейтесь, чары, не причинив никому зла!

Не последовало никакого ответа в этом кромешном мраке и в этой могильной тишине. Но когда минуты две или три спустя заблистала на солнце серебристая каемочка, все присутствовавшие хлынули ко мне и стали осыпать меня благодарностями и благословениями. Кларенс, конечно, был в том числе далеко не последним.

Глава VII Башня Мерлина

И вот я стал вторым лицом в королевстве; в моих руках была сосредоточена и политическая власть, и внутренняя; я и сам во многом изменился. Начнем с внешнего вида: одежда моя состояла из шелка и бархата, золотых и серебряных украшений; конечно, она была не совсем удобна и тяжела и первое время крайне меня стесняла, но привычка – великое дело, и я скоро примирился с этим неудобством. Мне дали хорошее и обширное помещение в королевском замке, лучшие комнаты, не считая королевских апартаментов. Но в этом помещении было душно от тяжелых шелковых драпировок; на каменном полу вместо ковров были разостланы циновки из тростника. Что же касается так называемого комфорта или даже удобств, то этого и вовсе не было. Я имею в виду мелкие удобства, которые в общем-то и делают жизнь приятной. В этих комнатах стояло множество огромных дубовых стульев, очень тяжелых, с резьбой грубой работы, на этом вся меблировка и оканчивалась. Здесь не было, наконец, таких необходимых вещей, как мыло, спички, зеркала; правда, кроме одного, металлического зеркала, но смотреться в него было все равно что в ведро с водой. Затем полное отсутствие картин, гравюр, литографий; даже ни одной цветной рекламы страховой компании на стене.

Я так привык к цветным рекламам, что проникся интересом к искусству, причем до некоторого времени я и сам этого не осознавал. Когда здесь я увидел пустые стены в этом чванливом помещении, я почувствовал такую тоску по родине, по нашему скромному домику в Хартфорде, где в каждой комнате стены украшает цветное объявление о страховании или цветной девиз: «Благословен дом этот!»; а в гостиной у нас девять цветных объявлений. А здесь, даже в моем министерском зале, не было ни одной картинки, кроме чего-то напоминающего то ли вышитое, то ли вытканное одеяло, местами заштопанное, на котором изображались какие-то предметы непонятной формы, неправильно раскрашенные; величина этих изображений была такая внушительная, что и сам Рафаэль после работы над «знаменитыми Хэмптонкортскими картонами» не мог бы нарисовать их крупнее. Рафаэль – великий живописец. У нас было несколько его картинок; на одной изображена «чудесная ловля рыбы», где он просто совершил чудо: трое мужчин сидели в таком челноке, который опрокинула бы и одна собака. Я с удовольствием знакомился с произведениями Рафаэля, мне нравится их естественность и свежесть.