Янмэйская охота

Ничего страшнее Хармон не видел за всю жизнь. Куда там скелету Молчаливого Джека, куда там «спелым яблочкам» и «голодным волкам»! Детский плач вынимал душу из тела и рвал на клочки. Даже жажду, даже ужас близкой смерти можно было бы стерпеть — но не плач. «Мама… пить… мама… мама…» Если б Хармон имел оружие, он убил бы их или себя. Он, пузатый торгаш, трус и жизнелюб, прикончил бы двоих детей или себя самого — да только оружия не было. А они рыдали — то взахлеб, то тихо: «Мама… мама…». Ванесса рвала на себе волосы и царапала каменную стену, и билась головой. Они рыдали. Когда утихал сынишка, всхлипывала дочь. «Мама… мама…»

Хармон отсчитывал время по щели в люке. Большинство щелей перекрывал стоящий сверху груз, но одна осталась открытой и днем прочерчивалась тусклою линией света, а ночью гасла. На исходе второго дня — щель посерела, готовясь исчезнуть — Ванесса избила сына. Дети обессилели и впервые за день оба утихли. Девочка уснула, рвано дыша. Мальчик тоже молчал, и Хармон почувствовал чуть не животную радость: тишина! Веки отяжелели, глаза стали закрываться. И вдруг в сырой темени отчетливо раздался голос мальчика:

— Мама, когда папа придет?

Видимо, Ванесса успела задремать и не поняла спросонья:

— Что, милый?..

— Когда папа придет за нами?

Тогда она не выдержала:

— Убили папу! Ты сам все видел!

Мальчик всхлипнул раз, второй — и зашелся истошным плачем. А Ванесса опрокинула его и принялась хлестать по заднице, по спине, по чем попало:

— Умолкни! Умолкни! Утихни наконец! Я не могу! Умолкни!

В какой-то миг он действительно утих. Рыданья унялись, в темноте повисли хлесткие звуки шлепков. Потом и они исчезли. Ванесса спросила испуганным шепотом:

— Милый?..

Это и был миг, когда в Хармоне что-то сломалось.

Он вдруг сказал:

— Я больше не хочу.

Он не обдумывал слова — кто смог бы обдумать что-нибудь после двух дней детского плача? А если бы подумал, то понял, что сложно изобрести более идиотскую фразу. Что, тьма сожри, он имел в виду? Больше не хочу слушать плач? Будто раньше хотел! Не хочу умирать от жажды? Покажи того, кто хочет! Не хочу снова попасть в темницу? Так и не попадешь, чертов болван, ты подохнешь прямо здесь. Однако он все же произнес таким голосом, словно обращался прямо к богам:

— Я больше не хочу.

И добавил:

— Такого больше не будет.

От этих слов, как от успешной молитвы, на душе стало легче и чище. Никуда не делись ни страх смерти, ни жажда, но их будто озарил луч света. Вроде бы темнота — но стало яснее. Вроде бы нет надежды — но она есть.

— Святые Праматери, клянусь: если выберусь на этот раз, то стану жить иначе. А если не выберусь — значит, поделом. Наверное, я заслужил все это.

Он сотворил священную спираль и ощутил абсурдную радость. Нечему было радоваться — но было, на самом деле. То, что сломалось в Хармоне, — была его ложь самому себе. Фальшивая насквозь вера, будто он — хороший человек, и лишь раз ошибся, выпустив тот болт, и ничем не заслужил темницы и смерти. Сломалось, рухнуло — и стало чище, правдивей. Нет, Хармон Паула, ты — жадный трусливый подонок. Благодари богов за то, что дали тебе осознать этот факт. Хотя бы последний день побудешь честным с собою!

Поскольку он произнес клятву вслух, Ванесса-Лилит восприняла его слова и ответила злым шепотом:

— Ты заслужил всего! Ты втянул Рико в свою грязь! Его убили из-за тебя!

— Да, — ответил Хармон.

— Ты подлый гад, ничтожество. Ты поплатишься сполна!

— Да.

— Но почему мы с детьми должны страдать из-за тебя? Ответь! Ты виноват — за что же нам наказание?!

— Ни за что.

— Я тебе выцарапаю глаза! Не смей насмехаться!

— Я не насмехаюсь. Ты права: я заслужил наказания, а вы нет. Боги должны вас спасти.

Она разразилась диким ядовитым смехом.

— Должны спасти? Так объясни это детям! Скажи им, что боги придут и спасут!

— Придут и спасут, — повторил Хармон с абсолютной уверенностью.

Он посмотрел вверх, поскольку там, в сарае над подвалом, послышался какой-то шорох. Скрипнула доска под чьей-то ногой, что-то затрещало, что-то ухнуло на пол. Возле одной тусклой черты показалась вторая, третья, четвертая — с люка сдвинули груз.

— Боги справедливы, Ванесса, — сказал торговец, а вверху лязгнул засов, и крышка откинулась со стуком.

— Славный, ты здесь?

Голос Низы он не спутал бы ни с чем!

Очень скоро пленники были на свободе.

Ванесса-Лилит задержалась лишь на минуту, чтобы сжать руку Низы, спросить имя и сказать:

— Я никогда не забуду, что вы для нас сделали.

И вот она с детьми уже умчалась за помощью, а Хармон остался с Низой наедине. Он не смог удержаться и заключил ее в объятия. Странно, но девушка не противилась.

— Низа… ты — мое спасение! Сами боги послали тебя! Как ты сумела?..

— Я следила за тобою издали, как Ханош за Оллаем. Увидела, как эти увезли тебя. Моя вина: не сразу нашла коня, потому отстала.

— Ты еще и на коне!.. — потрясенно выронил торговец.

— Было непросто отыскать ваш след — южане неохотно беседуют с дочкой Степи. Но вот я здесь. Похоже, успела вовремя.