Теперь Дороти свято верила в успешность терапии. Как можно сомневаться, если любая перемена в ее жизни вела только к лучшему! Ушли ночные кошмары, вернулись фрагменты памяти, улучшилась концентрация и точность движений. Дороти с легкостью переписывала пятнадцать страниц в день, при этом успевая болтать с Нави. Да, методы терапии выглядели жестокими, Дороти по-прежнему боялась процедур «задуматься», а тем более — «ударов по хвори». Но что делать, если сама хворь жестока! Страшного врага можно одолеть только страшным оружием. Идя на процедуры (которые все чаще оказывались очень легкими), Дороти не сомневалась в их полезности. Она предвкушала, как завтра проснется еще более здоровой, счастливой, умной, еще лучше выполнит свою работу. Она благоговела перед лекарями и не могла понять только одного: почему ей раньше не сказали, что она — внучка Праматери Сьюзен? Это знание дало столько уверенности и гордости, что хворь сразу пошла на спад. Отчего же лекари скрывали столь благотворный факт?
Дороти спросила об этом магистра Маллина. Ее вопросы все чаще приносили правдивые ответы, так случилось и на сей раз.
— Понимаешь, Дороти… простите, леди Дороти, вы должны были сами открыть эту правду. Ведь смысл терапии не в том, чтобы вы узнали тот или иной факт: например, вы помните глубину фарватера какой-то там реки — и толку от этого? Главная ценность — сам процесс осознания. Вашему исцелению помогло то, что вы сумели самостоятельно (или с малой помощью от Нави) выяснить свой род. Вы захотели — и узнали. Ваш разум теперь подвластен вам, а хворь отступает!
Дороти было очень приятно. Она решила тут же похвастать еще одним осознанием:
— У вас в бокале — ханти старого Гримсдейла, одна из лучших марок в Нортвуде. Я вспомнила, как мой отец пил такой же.
— Прекрасно, миледи! Желаете глоток?
Магистр был очень любезен с нею, и неудивительно: помимо быстрого выздоровления, Дороти делала успехи и в труде переписчика. Каждый день она прибавляла к выработке то абзац, то целых полстраницы. Притом почерк становился все ровнее и красивее: чем больше Дороти исполнялась гордости от своих успехов, тем спокойней становилось на душе, и тем изящней ложились буквы. Мастер Густав не мог нарадоваться:
— Дороти, красавица, скажу тебе прямо. Лучший в моем цеху — Нави, за ним идет Карен, но у тебя есть все шансы стать третьей. Ты выработала отличный шрифт — одновременно уверенный, благородный и женственный. Столичные барышни заплатят хорошую монету за книги с таким шрифтом. К тому же, ты успеваешь развлекать этого полоумного парня, и он не мучает вопросами никого другого. Хочешь, замолвлю за тебя словечко перед магистром? Он даст тебе лишнюю прогулку или новое платье.
Дороти немного жалела мастера Густава: она так быстро идет на поправку, что скоро покинет лечебницу, и он лишится одной из лучших работниц. Еще сильнее жалела Нави: юноша полжизни провел в лечебнице, без малейшей надежды на исцеление, и едва только нашел себе друга — как скоро вновь останется один. Он долго и сильно досаждал ей, но когда раскрыл значение числа семь, Дороти начала считать его своим другом. Открытие определенно стоило всех предшествующих мучений, из палача Нави сделался помощником и наставником. Одновременно для Дороти стали понятнее терзания самого Нави. Где-то в мире математики есть число, что спасет его от хвори. Может, сто двенадцать поможет ему вспомнить, кто он таков и откуда родом, может, две тысячи или четыре с четвертью. Но никто не может сказать ему этого числа, и бедняга бесплодно ищет год за годом. Десять лет. Больше половины жизни!
Когда Дороти поняла весь масштаб и всю тщету этих поисков, ее глаза наполнились слезами.
— Нави, милый, я очень хочу помочь тебе. Я бы назвала тебе все числа на свете, но это ведь невозможно. Когда вернусь домой, я пришлю тебе сотню учебников разных наук — хочешь? В них множество чисел, и каждое имеет смысл. Наверняка ты отыщешь свое!
Нави не поверил:
— Разве ты так богата, чтобы купить сто учебников?
Дороти ничего не помнила о своем состоянии, но верила, что сумеет выполнить обещанное. В конце концов, она дворянка, у нее есть родня, муж. На худой конец, можно занять денег.
— Я что-нибудь придумаю, клянусь!
Юноша отвел глаза. Ее предложение было настолько заманчивым, что он боялся верить.
— А можно, я перечислю тебе, какие именно учебники хочу?
— Конечно.
— А еще, я слыхал, что в Фаунтерре есть дворцовая библиотека, в нее допущены только дворяне. Ты сможешь пойти туда и кое-что выписать для меня?
В ходе разговора ее перо шуршало так же ровно, как и его. Дороти улыбнулась:
— У меня будет большой опыт выписывания.
Нави не ответил на улыбку. Он долго молчал, набираясь смелости для нового вопроса.
— А скоро ты уедешь?
— Точно не знаю. Наверное, в конце года.
Она лгала, чтобы утешить его. На самом деле, не пройдет и месяца, как Дороти покинет лечебницу, ведь она уже сейчас почти здорова.