Ветки валялись у ног Дороти — она даже не заметила, как выронила их.
— Тьма сожри! Нави, как это возможно?!
— Доплыть до материка?
— Нет! Сосчитать все это в уме за одну минуту! Кто ты? Фокусник? Сын великого математика, который всему тебя научил?!
Новая мысль чуть не сбила ее с ног:
— Боги! Но ты же попал сюда десять лет назад! Здесь тебя явно никто не учил, значит, в восемь лет ты уже умел… Ты был мальчишкой — и умел такое?!
— Да, я умел рассчитывать вероятности, когда попал сюда.
— Ты гений! — выдохнула Дороти. — Только Светлая Агата могла так считать!
И тут же помрачнела от догадки:
— Ну, или просто лжешь, чтобы меня впечатлить. Твои слова ведь невозможно проверить.
Нави надул губы:
— Я не лгу тебе! Слышишь? Я говорю честно! Но если так уж хочешь проверить — проверяй, пожалуйста. Завтра придет грузовой корабль. Он покажется на горизонте на север-северо-востоке около девяти утра. Понаблюдай за его ходом — сама увидишь течение. Может быть, тогда начнешь верить друзьям.
Он схватил свое бревно и ушел, крайне обиженный. Дороти и не подумала утешать его. Во-первых, мальчонка должен помнить приличия. Каким бы умным он ни был, она — дворянка, и не намерена терпеть его капризы. Во-вторых, гораздо больше, чем чувства Нави, ее занимал вопрос: зачем ей нужно было бежать с острова? Ну зачем?! Совершенно очевидно, что зимою она была очень больна. Как раз тогда ей виделись самые тяжкие кошмары, бывали даже сны наяву — она помнила, как орала и бросалась на лекарей, считая их чудовищами. Тогда ей назначали самые суровые процедуры, ясно помнилась одна: череп сжимали кольцом, чтобы выдавить хворь. Это было идовски больно! В ее душе не было ни капли гармонии, недуг бушевал, как вчерашняя гроза. Можно ли в таком состоянии покинуть лечебницу?! А сама идея — доплыть лодкой до материка! Нави прав, Дороти не знала ни о каком течении, но и без него понятно: грести трое суток без передышки — запредельный труд, почти самоубийство. Она хотела рискнуть жизнью, чтобы избежать исцеления и остаться больной?! Быть того не может! Наверняка мальчишка солгал!
Стало досадно. Одно дело — врать о придворной службе и каких-то там числах, другое — о самой Дороти. Друзья так не поступают! Уж конечно, она посмотрит завтра на корабль, и берегись, Нави, если теченья не окажется. Но кораблем не проверишь другую часть его лжи: о том, что Дороти хотела сбежать. Об этом придется спросить кого-нибудь, кто знал ее зимою. Магистр Маллин и лекарь Финджер? Стыдно говорить с ними о планах побега — все равно, что признать себя дурой. Аннет? Она глупа, ворону от голубя не отличит. Карен? Эта всегда врет. Ну и отлично! Если подтвердит слова Нави — значит, лгут они оба.
— Леди Карен, позвольте задать вам вопрос.
Полумертвая соседка размеренно двигала метлой: шшшасть, шшшасть. Лишь слабым кивком показала, что слышит Дороти.
— Правда ли, что зимою я хотела отсюда сбежать?
— Снова вы за свое, миледи. Я не желаю быть мостом между вами и прошлым. Эту ответственность я не приму на себя.
— Я не спрашиваю о прошлом и ничего не прошу, кроме одного мелкого факта: хотела сбежать или нет?
— Вы сделаете выводы из этого факта. Забудьте, миледи.
Метла — шшасть, шшасть.
— Я сделаю лишь один вывод: Нави — мой друг или лжец, как вы. Меня не волнует ни прошлое, ни побег.
— Тогда зачем спрашиваете? Не все ли вам едино, солгал Нави или нет, раз сам предмет лжи неважен?
— Я поняла, миледи: от вас ничего не дождешься. Даже мелкая помощь для вас слишком трудна. Сами гниете и желаете, чтобы все вокруг гнили. В ком есть жизнь — тот вам противен.
Дороти пошла прочь, метла провожала ее шорохом листьев. Шшасть, шшасть.
— Да.
Дороти оглянулась: наверное, послышалось. Карен повторила очень тихо, Дороти не услышала, а прочла по губам:
— Да, вы хотели сбежать.
Дороти рассмеялась:
— Ну, конечно! Лжец и лгунья — пара сапог! Может, Нави простительно — он болен и юн. Но вы-то, миледи!.. Что ж, речи под стать внешности.
Шшасть, шшасть. Шшасть, шшасть. Шшасть. Метла задержалась в воздухе, Карен подняла глаза. Взгляд был холодный, но отнюдь не мертвый. Не более мертвый, чем обнаженный клинок в руке кайра.
— Вы хотели сбежать из-за дочери, миледи. Ее отняли, вы надеялись вернуть. Вы кричали во сне и звали ее. Вашу дочь зовут Глория.
Голова закружилась, земля шатнулась под ногами.
— У меня нет дочери, — прошептала Дороти.
Но она знала, что Карен права. Глория — правильное имя. Столь же правильное, как число семь.
— Я не рожала. Слышите?! Я рожу, когда вернусь к мужу!
Карен так и не изменилась в лице. Только глаза.
— Впереди десять лет, миледи. Возможно, двадцать. Живите счастливо.