— Только вы, Ирвинг. Вы сядете на коня и помчитесь в ближайший город за пределами Шейланда. Оттуда пошлете птицу, двух птиц. Вот мой перстень — им опечатаете письма. Затем и сами полетите в Фаунтерру — так быстро, как не летают и голуби.
— Миледи, но вы?..
— Я должна найти ответы на два оставшихся вопроса.
— Это не стоит риска!
— Это стоит всего, Ирвинг. Я поняла почти все, но еще остались сомнения. Пока они есть, я не могу нанести удар.
— Но можете просто уехать! Прямо сейчас развернем коней и поскачем прочь! Три часа — и мы в Нортвуде!
— Я останусь. Вы уедете.
— Миледи, простите, но я увезу вас силой. Герцог приказывал защитить вас любой ценой.
— Верный мой Ирвинг, вы кое-что упускаете из виду. Я — Ориджин. Я — Север. Вы думаете, я родилась на свет, чтобы убегать?
— Здесь опасно оставаться!
— По-вашему это имеет хоть какое-то значение? Я выполню то, что должна, любой ценой. И вы выполните то, что должны. Любой ценой. Мы из Первой Зимы, иных путей у нас нет.
Кайр придержал коня на развилке дороги.
— Миледи, какие вопросы у вас остались?
— Кто такой узник Уэймара? Откуда он узнал тайну Предметов? Это я еще выясню. Остальное расскажите Эрвину.
— Миледи… пусть поможет вам Агата.
— Поверьте, она всегда со мною.
Ирвинг оставил греев с Ионой, а сам развернул лошадь и поскакал на восток.
Иона выбрала грея на более крепком коне:
— Езжайте с вашим господином, сударь. Помогите ему в пути, отдайте ему лошадь, когда он загонит свою.
Затем обратилась ко второму грею:
— Сир Квентин, внимательно запомните все, что я скажу.
Он поклонился, польщенный тем, что миледи помнит его имя. Впрочем, она знала по именам всех сорок своих воинов. Привычка, усвоенная еще в детстве, одна из многих. Знай поименно всех, кто бережет твою жизнь. Помни расположение и численность отрядов — неважно, война сейчас или мир. В любой местности отмечай выгодные и уязвимые точки. Чувствуй боевой дух обеих армий, умей поддержать своих и подавить противника… Иона даже не замечала, сколько в ней всего этого — мужского воинственного мусора, непотребного девушке, впитанного случайно, как вдыхают пылинки вместе с воздухом.
— Квентин, сейчас я направлюсь в руины монастыря за кайром Сеймуром. Вы же поскачете в замок, найдете кайра Брандона и скажете, что я передаю ему командование. Мой муж ожидает, что сегодня все вы отбудете в Первую Зиму. Но, вероятно, мне потребуется ваша служба. В этом случае я подам знак. Передайте кайру Брандону мои слова с предельной тщательностью. Если я в присутствие мужа назову точное время, то к названному часу нужно сделать следующее…
Меч — 6
Если бы утром того майского дня Джоакина Ив Ханну спросили, повидал ли он все на свете — то есть, все действительно важное, все самые светлые и неприглядные стороны человеческой натуры, величие и низменность, красоту и уродство, — он ответил бы: «Вне сомнений!».
Ему было целых двадцать два года, и он не мог надеяться, что жизнь сумеет чем-нибудь удивить его.
Путь от Уэймара до ложа Дара занял четыре часа верхом. Дорога шла по идиллическим лугам вдоль берегов Торрея, затем свернула на запад, сквозь ясные дубравы, балующие взгляд игрою света на ветвях. Такие красоты были не новы, а вполне привычны глазу странника, потому не вызвали особых чувств. Джо поймал себя даже на легком разочаровании:
— Говорят, в Уэймаре всегда туман. А я уже столько дней ни разу его и не видел.
— О, брат, — ответил Гарри Хог, — сейчас стоит самая странная погода на моей памяти. Горожане не знают, что и думать, все мысли извели на догадки. Одни говорят: добрый знак, улыбка богов! Другие: наоборот, все солнце истратится сейчас, а летом придет холод. Третьи: надо считать дни. Если солнце простоит ровно шестнадцать дней, то будет счастье да изобилие, но если семнадцать — число Ульяны — то после придет большая беда.
— Суеверия, — ответил Джо и потерял интерес к теме.
Гарри рассказал несколько новых сплетен, но среди них не попалось действительно занятной. Гарри сам это понял и скоро бросил болтовню. Долго ехали молча под музыку копыт и песни лесных птиц — добрые звуки, возможно, лучшие на свете.
Но вот к дороге примкнула вторая, затем третья, и еще одна. Дороги сливались в один широкий, наезженный путь — так ручейки сходятся в большую реку. Спустя две или три мили лес резко переменился: стал моложе и прозрачней, с широкими просветами меж деревьев, высаженных рядами. Гарри пояснил:
— Подъезжаем к ложу. Вокруг него все выгорело тогда. Лес потом заново посадили.
Стали заметны и другие дела человеческих рук: ручей, заведенный в каменную чашу; молельный столб с ликом Вильгельма и священной спиралью; памятник каким-то рыцарям, украшенный мечами и шлемами. И вот дорога вошла под арку, сплошь укрытую резными сюжетами из писания. За нею оказалась широкая поляна с новым молельным столбом, поилкой и коновязью.
— Лучше оставить лошадок здесь — ради почтения к святому месту.