Хармон отметил: как бы ни протекал допрос, лицо Второго осталось не поврежденным. Одежда также выглядела опрятной, а если на теле имелись раны, то их скрывала синяя риза. Второй из Пяти выглядел подавленным, лишенным всего былого пыла, — но офицер на расстоянии вряд ли это заметит.
— Я понял вас. Глупостей делать не стану.
— Напоминаю: ночью вы сообщили почти все, что меня интересовало. Ваша жизнь представляет теперь малую ценность. Одна ошибка — и я прикажу Чаре стрелять.
— Не нужно этого. Я буду послушен.
На левые ноги Второго и Викентия накинули веревочные петли. Это не мешало ходить, но сбежать было невозможно: длины веревки впритык хатало подняться на стену над воротами. Когда граф и монах оказались наверху, Чара взвела тетиву, а ганта Бирай приготовил метательные ножи. Охотник подошел к воротам, чтобы через форточку наблюдать за разговором. Любопытство Хармона взяло верх над робостью, он встал у ворот подле Охотника.
— Желаю здравия вашей милости, — отчеканил офицер, глядя вверх, на Второго. — Полковник Клеон просит вас посетить его штаб.
Граф ответил без запинки, твердо — с явным желанием дожить до конца беседы:
— Что неясно было в моем приказе?! Немедленно выступить в Надежду с грузом очей!
— Приказ ясен, ваша милость. Вопрос в другом.
— В чем же, спали вас солнце?!
— Мне это неизвестно. Полковник настаивает на том, чтобы вы побеседовали с ним в полевом штабе.
— И не подумаю! Это я плачу ему, а не наоборот. Желает беседовать — пусть прийдет ко мне.
— Полковник хочет кое-что показать вам. Этого не увидеть отсюда, только из полевого штаба.
Хармона кольнуло сходство между этими словами и теми, которые он сам произносил вчера. Что происходит?..
Второй, видимо, тоже заметил совпадение. Он помедлил в замешательстве, и ганта Бирай дернул веревкой его ногу — как бы с намеком.
— Полковник может объяснить мне на словах! А если нет, то пусть позовет художника и зарисует, но я не выйду из тени в полуденную жару!
— Ваша милость, если только страх перед жарою мешает вам покинуть обитель, то откройте ворота, и мы обеспечим вам доставку в полной прохладе, при помощи крытого экипажа.
— Мне ничто не мешает, спали вас солнце! Совершенно ничто! Но я не понимаю, за каким чертом должен куда-либо ехать, и почему идов полковник не может исполнить приказ. Я повторяю: до вечера вы должны выступить в Надежду!
— Виноват, ваша милость. Мы не хотели проявить непослушание. Клянусь, к вечеру все решится.
— Прекрасно, — бросил Второй и стал спускаться со стены, не дожидаясь новых вопросов.
А офицер проводил его взглядом, что-то сказал своим солдатам, и двое из них выдвинулись вперед. Под прикрытием их щитов офицер подошел к воротам и заговорил очень громко, проникая словами во двор монастыря:
— Я обращаюсь к тем, кто держит в заложниках графа Куиндара и монахов обители! Вам дается одна возможность сохранить свои жизни. Откройте ворота, отпустите заложников, освободите монастырь! Тогда все уйдете живыми, кроме вашего вожака.
— Святым Праотцом Максимианом, я не понимаю, что вы говорите! — ответил Охотник и захлопнул форточку.
Когда обернулся, все во дворе смотрели на него: старик Зандур с козлиными воинами, ганта Бирай, Чара, шаваны, Второй из Пяти.
Ганта покрутил ус:
— Что будем делать, Охотник? Имеешь план на этот случай?
— Конечно.
Охотник поймал за веревку Второго из Пяти.
— Сударь, Золотые Мечи — ваши наемники, вы оплачиваете их услуги. Поднимитесь на стену, скажите, что заплатите им, если они уйдут, и лишите оплаты, если останутся.
— Они поняли, что я — заложник.
— Тогда поймут и ваше желание выжить! Если они пойдут на штурм, вы — мертвец. Покойник не сможет им заплатить.
В глазах Второго из Пяти зажегся былой огонек.
— Я имею лучшее предложение. Зандур, хочешь искровую шахту? Я дам тебе ее.
Чара вскинула лук, но Второй знал, что она не посмеет выстрелить.
— Слышишь, Зандур? Шахта — твоя.
— Кишш кенек! Как можно верить шиммерийцу?!
— Ха-ха-ха! А как можно верить Охотнику? Это же его пес выдал вас!
— О чем ты, кобарзо?
— Шаван Неймир понес мой приказ полковнику. Это он рассказал обо всем!
— Неймир не мог! — выкрикнула Чара.
— А кто еще?
Зандур пошел к Охотнику, перебрасывая топорик из руки в руку, будто разминаясь. Его люди спускались со стен и собирались за спиною важдя. У Охотника было семь человек, у Зандура — почти тридцать. Охотник твердо шагнул вперед.
— Одумайся, Зандур. Проклятый шиммериец сеет раздор между нами. Если не сохраним единство, мы погибнем.
— Только ты погибнешь. Козий народ получит свое.
— Я — воин северного козла. Я твой брат, что пришел к тебе на помощь!
— Тогда где твои рога?!
Козлиный череп по-прежнему украшал голову Зандура. Но Охотник скинул рогатый шлем еще перед полетом на шаре, и больше не надевал его.
— Ты использовал нас, курзо. Врал, чтобы мы взяли эту крепость. Ты не козий воин, а хитрец хуже шиммерийцев!
Раздался мощный удар в ворота. Донесся приглушенный голос офицера:
— Мы протараним ворота и войдем. Будет сопротивление — убьем всех. Не будет — только командира.
Удар повторился, створка шатнулась. Зандур крикнул одному из своих: