Янтарь в болоте

– Ну, не знаю… – Олег неопределенно пожал плечами. – Теплая она такая, солнечная. Светлая, чистая. Искренняя. Я здесь давно таких не встречал, с ней рядом все время улыбаться хочется.

– А почему ты ее такой видишь, не задумывался?

– Наверное, она просто хорошая? – неподдельно удивился он вопросу. – В грязи здешней извозиться не успела.

– Точно. Дурак. – Озерица смерила его задумчивым взглядом. – Тут уж никакой дар не спасет.

– Я не то чтобы спорю, – проворчал Олег, – но, может, объяснишь, что имеешь в виду?

– Любит она тебя, дурака! – не выдержав, заявила она в лоб. – Оттого тебе и тепло с ней рядом, и радостно, и все остальное. За что – уж не спрашивай, самой не верится… Хорошая-то она хорошая, да уж всяко не одна такая! Тут и других хороших хватает, только ты им противен. И вот тут я уже могу…

– Погоди! – перебил воевода, вскинув руку. – Стой! Ты что, хочешь сказать, этот твой янтарь показывает, как человек относится ко мне? Не какой он внутри, а только это и больше ничего?

– Ту грань души, что обращена к тебе. Я же говорила, нешто забыл?

Олег только сдержанно ругнулся себе под нос. Сначала хотел огрызнуться, что ничего такого не было, но понял, что уже и не помнит давно, о чем она тогда говорила. Чуть ли не с самого начала не помнит.

– Ладно. – Чтобы собраться, ему хватило нескольких мгновений. – И что с того? Тем более так лучше будет. Она вон себе нормального жениха нашла, как полюбила, так и разлюбит.

– А ты и согласен девочке жизнь испортить за-ради самолюбия своего да чтоб тебя в твоем уютном болоте не трогали?

– Да я-то тут при чем? – возмутился он. – Она сама же выбрала…

– А ты еще и трусом ко всему стал! – яростно протянула Озерица. – Воевода! Тоже мне, герой! Янтарноглазый! – Голос ее зашелестел ледышками, зашумел далеким водопадом. Глаза в мгновение выцвели до бледно-серого, белого почти, волосы приподнялись капельной взвесью. Олег отшатнулся – такой он Озерицу прежде не видел. Всерьез разозлил. И вроде понятно, чем, но неужто настолько? – Жизнь тебе, значит, не мила? Ну что ж, изволь!

Глава 17 Княжеское слово

Воевода не то что возразить – понять не успел. Озерная дева взмахнула руками, мир кувырнулся, завертелся, обнял холодом, закрутил…

Что он в воде и его волочит могучий поток, Олег понял не сразу. Его приложило о камень, и белая пена перед глазами расцветилась искрами. Потом что-то древнее, бессознательное заставило грести, и только потом очнулся разум.

О том, что он вообще-то умереть вызывался, Рубцов и не вспомнил. Вынырнул, глотнул воздуха, но и моргнуть не успел, как вновь утянуло под воду. Вновь рванулся, вновь – лишь на полвдоха, чудом не нахлебался. Вода тащила куда-то вниз, в глубину, пыталась скрутить, прижать ко дну.

Захлестнула паника. Понял: не выгребет. Горные реки коварны, жестоки, затянет – не спастись.

А следом, с новой попыткой вдоха и новой волной пены, пришла злость. На себя, на Озерицу, на реку эту – горы слева, горы справа…

Силы в нем, говоришь, немерено? Янтарь черный? Ну ладно!

Нырнул, наплевав на черные мушки перед глазами, на холод, от которого отчего-то сильнее прочего сводило лоб. Не задумался, что река эта – в другом мире. Пальцы зацепились за камень, соскользнули, ощупью нашли другой – и земля отозвалась. Вздыбилась, ударила камнями снизу, выбив остатки воздуха, толкнула кверху, к стылому ветру. Олег еще успел увидеть незнакомые крутые скалы вокруг и снежный пик где-то вдали, успел с изумлением подумать – ведь не было же! И глубины такой, и потока, и камней, только широкое мелкое русло со множеством осередков…

А потом мгновение темноты перед глазами сменилось ярким солнцем, и Рубцов нашел себя лежащим на спине у основания узкой песчаной косы, на берегу небольшого островка посреди озера. Закашлялся, повернулся на бок, отплевываясь, – все же хлебнул воды, перед тем как выбило на поверхность. Заозирался недоверчиво, приподнявшись на локте. Где бурный, вихрящийся поток, белый от пены? Горы где? И что там были за горы?..

Светлояр он узнал: вон княжеский дворец виднеется, вон там ива, на поляне под которой шашка его осталась. Солнце летнее греет жарко и высоко уже заползло, с рассвета часа три минуло, не меньше.

– Ладно, Оззи, я был не прав! – хрипло проговорил он, щурясь на искристую рябь на поверхности воды. Озерной девы рядом не было, но он ни мгновения не сомневался, что она все слышит. Уж здесь-то точно. – Умирать я всяко не хочу, и пожить не против, и вообще спасибо тебе и низкий поклон за спасение! И за науку. Понял, осознал и все такое, – проворчал недовольно, сел.

Пошевелил босыми ступнями. Куда и когда делись сапоги – непонятно. Поморщившись, сжал и разжал руку, надавил большим пальцем на безымянный, разглядывая сорванный ноготь. Кровить тот перестал, тут подарок духа работал отлично, но – болел. Кажется, в назидание и напоминание: что бы там ни было, а было оно по-настоящему.

– Делать-то что? – пробормотал совсем уж тихо, себе под нос. И сам же себе ответил: – Ну, для начала на берег вернуться надо.