— Послушай, я тут недавно услышал анекдот! — сказал Долль. — Заходит учительница в класс, садится за стол, а трусики не надела. Маленький Франц с первой парты заглянул ей под юбку и начал широко улыбаться. «Франц — спрашивает учительница, — в чём дело? Почему ты улыбаешься?» А пацан отвечает: «Никогда ещё не видел трусы из кротовьего меха…» Неплохо, да?
— Трогай! — скомандовал Пашке. — Пропусти всех, мы будем замыкать.
— Почему? Раньше...
— То было раньше, а сейчас другое дело! Мне велели смотреть, чтобы никто не отстал. А в этом случае лучше всего ехать последним. Понял?
Так лучше всего, решил Пашке. Сзади никого не будет, и малышка сможет подышать воздухом, никто не увидит. Ещё по школе известно, что лучше всего скрываться на последней парте. Умнее надо быть, ефрейтор Долль.
Наконец мотор заурчал, Долль включил передачу, и машина тронулась, раскачиваясь и разбрасывая гравий. По днищу как будто стучали железные шарики.
«Кёнигсберг, мы едем, — подумала Яна. — Янтарная комната возвращается… и Вахтеры тоже».
Покачивание кузова и монотонный гул мотора убаюкали её, вскоре она заснула с улыбкой на губах.
Когда она проснулась, уже наступил день, шёл дождь, капли стучали по брезентовому верху. Рядом с Доллем с открытым ртом спал Юлиус Пашке и громко храпел. После полудня они поменяются, получат фасолевый суп в банках и разогреют его на спиртовке. Потом Долль отомстит ему ужасным храпом.
Яна подползла к стенке кабины и немного приподнялась. Ей хотелось пить, но Пашке об этом не позаботился и не оставил фляжку. Стоя на коленях, Яна ощупала ящик возле себя, отковыряла щепку и начала жевать. Слюна заглушила чувство жажды. Это был старый, проверенный способ: жевать, всё равно что, лишь бы жевать… и жажда отступит, хотя бы ненадолго.
Проникающий через прорехи в брезенте свет позволил ей прочитать надписи на ящиках, сделанные доктором Руннефельдтом.
На ящике, из которого она выдернула щепочку, было написано: «№ 23, четыре ангела, голова воина и скульптурная композиция из ваз». А потом уже другим карандашом доктор Руннефельдт дописал: «Янтарная мадонна из спальни императрицы Елизаветы Петровны».
Яна наклонилась, поцеловала ящик и имя императрицы и перекрестилась. Богородица, помоги, пусть всё пройдет хорошо. И прошу тебя, позаботься о Михаиле Игоревиче.
Машина доктора Руннефельдта, открытый внедорожник марки «Адлер», не подходил для местных дорог. Брезентовая крыша защищала от дождя сверху, но не сбоку. К кузову она прилегала неплотно. Кроме того, дул сильный боковой ветер, и дождь хлестал через щели. Рядом с водителем сидел доктор Волтерс. Он ясно дал понять, что не хочет сидеть сзади, рядом с Вахтером, которого зря взяли с собой. Доктор Руннефельдт не возражал и поменялся с ним местами. Как раз там в откидной крыше была большая дыра. Правая сторона кителя Волтерса начала промокать. Материал впитывал воду как губка, а ведь форму он сшил на заказ, из лучшего аахенского сукна.
— Дерьмо, а не машина! — возмутился он и повернулся к доктору Руннефельдту и Вахтеру.
На них тоже капал дождь через пару щелей, но вполне терпимо. Доктор Руннефельдт заткнул широкую щель носовым платком и усмехнулся Волтерсу с некоторым пониманием.
— Кто подсунул вам это старьё? — спросил Волтерс.
— Для лета открытая машина идеально подходит, — парировал доктор Руннефельдт.
— Тогда от пыли невозможно будет дышать. А зимой? Дрожать от холода?
— Зимой я буду сидеть в своей конторе в Берлине.
— И не будете заниматься произведениями искусства на занятых территориях?
— Нет. Мой дорогой герр Волтерс… Как известно, войны начинаются летом или осенью, когда зерно стоит налитое, поля колышутся, улицы и дороги сухие и твёрдые. Вы когда-нибудь слышали, чтобы война начиналась зимой? Даже много веков назад. И посмотрите на нашу войну: Польша — первого сентября, Франция — десятого мая, Советский Союз — двадцать второго июня… всегда в самое благоприятное время. А до зимы мы еще успеем заняться конфискованными произведениями искусства.
— Да, но когда наступит зима…
— Это меня не пугает. Если мы в этом году захватим Москву, то не сможем эвакуировать ценности до весны. Понадобится время, чтобы всё зарегистрировать. Один только Кремль чего стоит.
Вахтер удержался, чтобы не задать вертящийся на языке вопрос: вы действительно верите, что немцы захватят Москву? Через три, максимум через четыре недели наступит зима со снегом и холодами. Придёт «генерал Мороз», как его называют со времён нашествия на Москву Наполеона. Кто-нибудь из вас знает, что такое русская зима? Знаете ли вы, что когда над землей завоет вьюга, то вы станете беспомощными, несмотря на всю технику, несмотря на танки и самолёты? Вы все замёрзнете и окоченеете… Не поможет и приказ Гитлера идти только вперёд и ни шагу назад. Русская зима сильнее... Это она сделает с вами всё, что захочет, а не вы. Хотите захватить Москву несмотря на генерала Мороза? Мы подождём. Разве войска под Москвой уже не остановились?