- «Оппель» грузовой у них - не ахти что, - тараторил Лыткин. - Вот «оппель-капитан», легковушка, - другой коленкор. Картинка!
Я не слушал его. Я смотрел на бурые пятна, расплывшиеся на темной обивке: одно - на спинке, другое - на сиденье. Потом я разглядел еще пятна - на резиновом рубчатом коврике, у рычагов.
Скованный ощущением невзгоды, я не двигался. Я не мог оторвать взгляда от этих пятен. Кровь! Я слишком часто видел ее, чтобы ошибиться.
- Нашлась машина?
Солнце било старшине в лицо, он щурился, сетка морщин дрожала у висков.
- Откуда здесь кровь? - спросил я.
- Немец тут лежал, - ответил он. - Мертвый. Его кто-то тесаком, говорят…
Морщинки застыли, улыбка на миг сползла с его лица. Должно быть, мой вид встревожил его.
- Кто вам сказал?
- Хлопцы. - Он попытался обрести прежний тон. - Хлопцы, которые машину на буксир зацепили, Говорят, здоровенного фрица из кабины выбросили, пудов на семь. Обер-лейтенанта… Хлопцы едва грыжу не заработала…
Я прервал его болтовню. Какие хлопцы, какой части?
Лыткин покрутил головой. Мало ли войск проходило тогда! Немцы только что сдали город. Кое-где еще постреливали. Пожары, взрывы, как в котле все кипело. Хлопцы хотели себе взять машину, а старшина с командой собирал брошенную автотехнику и наткнулся на них.
- Отдай, не греши, значит. Не положено! «Оппель» не старый еще, поездит. Кровью запачкан только. Некрасиво. Я велел моему фрицу подобрать…
Какому фрицу?
Меня интересовало все, каждая подробность, касающаяся этой машины.
- Каин, - старшина засмеялся. - По-ихнему Кайус, а по-нашему - то Каин. Каин Авеля убил.
- А фамилия?
- Да как его… фамилия, фамилия. - Он почесал темя. - Запамятовал. Пройдемте ко мне, записано ведь где-то… А вам зачем?
Последние слова он произнес после паузы, тихо и не очень решительно.
- Я из разведки, - сказал я.
Из разведки, - значит, задание специальное, секретное. Это он понимал. Любопытство разбирало его; он присмирел, стал меньше говорить, но больше ни о чем не спрашивал меня.
Я шагал, взволнованный догадками, нетерпением. Кто убитый обер-лейтенант? Бинеман? Да, толстяк Бинеман! Он и Фойгт были с Катей накануне штурма. Странно, что немец, работающий здесь, в автопарке, тоже Кайус. Совпадение, конечно. Зачем я спросил его фамилию? Наверняка она ничего не скажет мне.
Кто же убил Бинемана? Катя не могла бы ударить тесаком. Шофер Кайус? Однако ясно - была схватка…
Домик старшины, внешне такой жалкий, внутри поразил меня чистотой и уютом. Тикали ходики с кукушкой. Широкая белоснежная скатерть покрывала маленький столик; углы ее с шуршащей накрахмаленной бахромой свешивались до самого пола. За окном кудахтали куры, и казалось, глянешь туда и увидишь мирную сельскую улицу, «порядок» крепких, смолистых, бревенчатых изб.
Лыткин зашел за занавеску, вынес планшетку, высыпал из нее на стол бумаги, письма.
- Он здешний фриц, - приговаривал он, развертывая мятый лоскуток. - Вот адрес. Предместье Розенштадт, Шведенштрассе, то есть Шведская улица, восемнадцать, Кайус Фойгт.
- Фойгт!
Я, должно быть, вскрикнул. Лыткин испуганно уставился на меня. Невероятно! Кайус Фойгт здесь! Вот уж кого я меньше всего ожидал встретить! Кайус Фойгт! Неужели тот самый?! Не веря глазам, я схватил лоскуток и перечитал.
- Старшина! - выговорил я. - Он мне нужен. Немедленно.
«Он же шофер «оппеля», - чуть не прибавил я. - Того «оппеля». Он должен знать все: о Кате, об убитом Бинемане - словом, всё!» Но я сдержался.
- Извините, - сказал Лыткин. - Он дома сегодня.
Последние дни на автобазе проверяли инвентарь. Готовили отчет для начальства, днем и ночью корпели. Кайус Фойгт - прилежный, аккуратный немец, он вполне заслужил отдых.
Что ж, не беда. Пожалуй, там, в Розенштадте, еще удобнее будет беседовать с ним.
- Уезжаете? - протянул старшина огорченно. - Покушали бы сперва. А? Товарищ лейтенант, я мигом вам… Разносолов нет, однако яичницу - шнель фертиг. И стопочку. А?
- Спасибо, - сказал я. - В другой раз, непременно.
Я долго тряс его руку, преисполненный благодарности и симпатии к толковому и радушному старшине.
Нет, я не мог терять и секунды.
«Кайус Фойгт», «Кайус Фойгт» - стучало в мозгу, пока я бежал к «виллису». Водитель дал газ; прохладный ветер освежил меня. «Однофамилец, тезка», - сказал я себе. Я не решался верить удаче и все-таки радовался, торопил водителя.
Городом роз это предместье называли, по-видимому, в насмешку. Ветер с моря свободно гулял по унылым улицам поселка, кое-где шевелил дырявые рыбачьи сети, развешанные для просушки. Ни клумбы, ни деревца. Низенькие, с черными толевыми крышами домики жались к огромному десятиэтажному фабричному корпусу, словно искали защиты от непогоды. Трубы фабрики не дымили, в проломах молчали станки.
У заколоченной пивной крутил шарманку старик в шинели с чужого плеча. Я спросил дорогу. Он пожевал губами.
- Вам кого там?
Я сказал.
- Фрау Лизе вы застанете. - Старик повернул рукоятку, потом вздохнул. - Несчастная Лизе. У нее было пятеро детей, самая большая семья в Розенштадте, Бог мой, все пошло прахом. Подождите, господин офицер.