Янтарная сакма

— Ну да, конечно... Пограбил... Скажете тоже... Свой город и пограбил? Ну-ну. Господин Великий Новгород мне три года дань не платил, вот я ту дань и забрал. И татарам отдал. Как положено. Хотите проверить мои слова? Так я сейчас напишу вам охранную грамоту, и поезжайте в Казань. Там спросите...

Иван Васильевич знал, что предлагал. Жиды в Казань и палец не сунут. Казанцы люто ненавидели пейсатых менял. Уж чего-чего, а в справедливости татары казанские толк понимали... Иван Васильевич заорал, перекрывая крик послов:

— Пятьдесят тысяч гривен! Ну, займёте на три года! Под мою роспись и под мою великую княжескую печать!

В том списке с тетради кое-что было не вписано из оригинала. Про золото, про драгоценные камни, про путь через Китай... Отчего бы и не отдать тот список? Да под займ?

— Под сорок процентов годовых — тогда займём! — прошишликал кто-то из посольских.

— Под жидовский процент? Хорошо! Я подпишу и такой договор! Вот вам крест! — сказал государь, но не перекрестился. Такие деньги самому нужны, зачем отдавать? — Ну! Конец переговорам?

— Нет! — Посол отирал со лба пот, хотя в палате стояла такая прохлада, что можно и в шубе усидеть. — Нам теперь как будущим заимодавцам интересно узнать, с каким товаром ты, великий князь, собираешь караван в землю Син?

Иван Третий глянул на Шуйского.

— В Китай! — пояснил Шуйский.

— Не но тайной ли тетради Афанаськи Никитина пойдут твои купцы в землю Син? — настаивал на ответе посол.

— Не по тайной тетради! — наложил на себя крест Иван Третий. — Афанасий через землю синскую проходил и там видел полное отсутствие торговли. Одна мелкая мена там, в Сине... Глину меняют на песок, песок — на глину. Сам прочтёшь об этой нищей земле в той тетради!

— Ой, неверно отвечаешь послам, великий князь! Чего повезут твои купцы в страну Син?

— Чего с меня спрос вести, когда вы всё знаете? — нахмурился Иван Третий. — Караван везёт в страну Син воск и янтарь. Может, что и продадут мои купцы. С янтаря датского и отдам вам долг.

— С Катая денег не возьмёшь, гешефт там — мизег, — опять прорезался шепелявый голос с конца лавки.

— «Катая, катая», — передразнил Иван Третий тот евнуховский напев. — Мизер? Возьму — не возьму, дело моё. Шуйский, завершай но обычаю приём ганзейских купцов!

Шуйский поклонился, вышел в большие двери. Тотчас те двери распахнулись на обе стороны, в зал затекли ровным шагом двадцать рынд[68] в белых кафтанах, с топориками на плечах. Меж ними строгим шагом прошла на середину зала Еленка-молдаванка. Она вела за руку разодетого в меха мальчонку, Дмитрия-Соправителя, у которого на голове сидела махонькая золочёная шапочка, точная копия великокняжеской шапки для парадных выходов. Еленка-молдаванка глянула мимо глаз великого князя Московского, повернулась сама и повернула Дмитрия-Соправителя в сторону сидящих ганзейских послов. Послы шумно поднялись со скамьи, стали кланяться, весело говорить потребные словеса.

Шуйский под тот шумок опять очутился позади старого византийского трона. Договорить хвалебные речи послы не успели. Теперь правый павлин вдруг дёрнулся, отчаянно скрипнул и сделал грозный замах крыльями. Внутри механической птицы всё клокотало и тренькало. Потом он хрипло проорал, вроде как выругался. И поддёрнул головой. Вроде: «Пошли вон!»

Под скамейкой ганзейских купцов явственно зажурчало — там, где сидел евнух без буквы «р» в говоре.

— А крикнуть сюда холопов с тряпкой! — развеселился Иван Васильевич. — Птица вызверилась на всех присутствующих!

Рындовый конвой тут же окружил орущего с испугу Соправителя, побелевшую Ленку-молдаванку и вытеснил их из палаты.

— Пошли, пошли! — заторопил и ганзейских послов боярин Шуйский, соскочил с позадков трона, с явным и настоящим испугом оглядываясь на огромную золотую птицу, резво ворочающую головой. — Не дай бог взлетит, всех заклюёт на хрен!

* * *

На сотне повозок, под охраной полка рейтар ганзейцы мигом привезли деньги. Клейма на брусках стояли Габсбургского торгового дома. Ганзейцы перезаняли серебро у венгров, стакнувшихся с южными германцами в захвате земель. Ну, теперь кто кого обскачет. На венгерскую кочевую жадность да на расчётливых германцев великий князь Московский и держал мысль. Денег те страны, теперь стакнувшиеся, могли дать и в пять раз больше. С тайной надеждой, что за должок обкарнают и половину земель у Руси...

Великий князь ещё кое на что рассчитывал. И ждал гонца из Литвы, где по всей стране шастали московские шпики и тиуны...

* * *

Гонец из-под Смоленска, из сельца Ярцево, что стояло на московской стороне литвинской границы, наконец прибыл. Весёлый, краснорожий, видать, выпивший.

— Ну? — спросил великий князь.

— Тверской князь три дня назад, на самой заре, хотел пересечь пограничье и рвануть в Литву!

— Не ушёл?

— Как можно, великий государь? Завернули махом! Тащится назад. Никола Кресало, псковской воевода, со своим полком показывает ему обратный путь, Данияровские татары подгоняют сзади.

— Шуйский! — заорал великий князь. — Подь сюды!

Боярин Шуйский тотчас появился в княжей горнице.