Янтарные глаза одиночества

– Андрей, я, признаться, в растерянности, – вздохнула Мишель после того, как они дважды обошли дом. Исследовали все: и три ванные комнаты, и гостевые апартаменты, и музыкальный салон, и библиотеку. Всюду царило одно и то же: уныние. Серые тона, прямые линии и много-много стекла. Как будто прежний владелец не дом оформлял, а пытался воссоздать атмосферу идеального офиса, в котором ни о чем, кроме серьезной работы, не стоит и думать. Может быть, поэтому и разговор Андрея и Мишель после осмотра дома был подчеркнуто деловой.

– Понадобится очень много времени и средств, чтобы устранить недостатки, – важно произнесла Мишель.

– Я уверен, что вы все драматизируете, – ответил Андрей.

Они сидели в холле за огромным столом со стеклянной столешницей, и атмосфера была такая, как будто говорили они не о декоре, а о чем-то архиважном – например, о войне и мире.

– Потребуются кардинальные переделки, – уверяла Мишель.

– Конечно, если вы, как профессионал, считаете их целесообразными, то я готов согласиться.

– Тогда я вернусь в Москву, составлю подробный план и смету. А потом…

Но она не успела сказать, что будет потом, потому что в дом с улицы ворвался Сава и заорал так, что задрожали стекла в окнах и даже, кажется, стол:

– Ну что, братцы, вы нашли способ, как очеловечить этого монстра?! Андрюха, твой дом, конечно, самый большой, но и самый страшный! Я его боюсь! Как я тут останусь?! Кто меня будет охранять?!

– Вот эта смелая девушка. Она ничего не боится. Ведь правда, Мишель?

Кажется, он не услышал ее слов о том, что она собирается в Москву составить дизайн-проект и приложить к нему смету. Или сделал вид, что ничего такого она не говорила. И все пойдет по его плану – он уезжает, а она остается. «Очеловечивать монстра», – как выразился Сава.

– Хорошо, Андрей, – согласилась Мишель. – Я останусь охранять дом, а заодно и вашего друга. Я, конечно, думала, что я декоратор, но поработаю и охранником – мне не привыкать. Я и маляром была у капризных клиентов – сама перекрашивала стены, и плитку драила от разводов – никто, кроме меня, не мог сделать это так аккуратно и тщательно. Правда, хозяйский дом еще ни разу не охраняла, но ничего, научусь.

– Вы обиделись? – мягко поинтересовался Андрей и грустно улыбнулся.

«Я не обиделась! – захотелось ей закричать, глядя в его темно-карие, почти черные глаза. – Я убита. Потому что ты уезжаешь. Потому что мы посмотрели весь дом, кроме одной-единственной комнаты – спальни, в которой сейчас спит твоя жена. А ты имеешь наглость сидеть за стеклянным столом и отдавать приказания, как мне жить, когда ты исчезнешь!»

– Нет, – вежливо ответила Мишель. – Совсем нет.

Они оба слишком давно жили в мире, в котором люди почти никогда не говорят, что на самом деле думают. Они привыкли прикрывать свои мысли и чувства любыми маскировочными средствами – ложью, лестью, пустыми словами. И делали это так мастерски, что сами уже перестали отличать правду от лжи.

Ведь если бы сейчас Андрей и Мишель вдруг, как по волшебству, стали откровенны, то разговор их был бы прост и незамысловат. Обычный разговор мужчины и женщины, которых потянуло друг к другу:

– Андрей, ты хочешь сегодня вечером прийти ко мне в отель?

– Да, Мишель.

– Тогда я жду тебя.

– Я обязательно приду и останусь у тебя до утра. А мой друг Сава придумает, что сказать моей жене.

– Я рада, но меня интересует, что будет дальше.

– Ничего. Я буду встречаться с тобой и обманывать жену. А потом мы расстанемся. Если ты бросишь меня, то я буду страдать. Если я уйду первым, то слезы придется лить тебе.

Просто и откровенно. Честно и без фальши. Только кого может порадовать такая правда? Может, действительно лучше плыть по морю лжи?