Янтарные небеса

– Я всегда, даже мальчишкой, был сущим дьяволом, – деловито пробормотал он, – а вот Дэниел – образцовым мальчиком. Он пошел в мать, а я – в отца. Отец мой был сварливым необразованным стариканом, хотя и владел огромным ранчо. Маме так и не удалось, как она ни старалась, придать ему светский лоск… Мамы своей я не помню. Она умерла, когда я появился на свет, но мне всегда казалось, что я ее знаю. Имя ее было известно в Техасе каждому, ее не забыли и после смерти. Это мама заставила отца построить красивый дом, разбила роскошный цветник, заставила слуг ходить по дому в обуви, купила пианино. О ней ходили легенды. Как бы мне хотелось ее знать! Может, я стал бы тогда совсем другим. Кто знает?

Джессике показалось, что он чуть-чуть улыбнулся, и у нее немного отлегло от сердца, хотя она понимала, что радоваться рано. Склонившись над Джейком, она ласково коснулась рукой его щеки. «Мой Бог, как же он горит!»

– Ш-ш, успокойся. Ты должен отдохнуть, – тихонько проговорила она.

– Ты хочешь, чтобы я был другим, Джессика? – вдруг спросил Джейк.

Сердце Джессики учащенно забилось. Он смотрел на нее с таким волнением, что ей стало не по себе. Как жаль, что он говорит это в горячке!

– Ты мне нравишься таким, какой ты есть, – ласково улыбнулась она. – Прошу тебя, постарайся не волноваться.

Джейк нахмурился, стараясь что-то припомнить, но мешала тупая боль, которая все никак не отпускала. Он понимал, что должен молчать, но не мог. И что это на него нашло? Почему он изливает Джессике душу, рассказывая о таких вещах, о которых еще никому не говорил, каких никто не имеет права знать?

– Иногда мне так хотелось быть другим. Как Дэниел… Но чем больше я старался, тем хуже получалось. – Джейк вздохнул.

Джессика попыталась встать, чтобы развести огонь, но он, схватив ее руку, прижал ее к своему лицу.

– Не уходи, – пробормотал он. – Мне так приятно, когда ты меня гладишь.

У Джессики сердце сжалось от боли, и она осталась. Он продолжал говорить, а она, слушая, гладила его по голове.

– Брат всегда заботился обо мне. После смерти матери отец совсем сдал, и всю оставшуюся жизнь взгляд его был каким-то безжизненным… Говорят, я рос как сорная трава, но это не так. Дэниел учил меня всему, что знал сам. Он пытался вырастить меня таким, каким вырастила бы мама, однако ничего хорошего из этого не вышло. Я оставался диким и необузданным. Когда Дэниела призвали на войну, я рвал и метал от ярости, потому что по молодости лет мне не разрешили идти вместо него. По справедливости это я должен был идти воевать, а не он. Я всегда умел драться, а не он, и это меня должны были ранить, а не его… – Джейк смотрел на Джессику горящими от жара и боли глазами. – Ты ведь тоже это понимаешь, Джессика? – нетерпеливо спросил он. – Все это понимали. На месте Дэниела должен был быть я. Ему предстояло прожить хорошую, счастливую жизнь… – Джейк вздрогнул. – А я был ни на что не годен. От меня всем одно беспокойство. Да, лучше бы я стал калекой.

Склонившись над ним, Джессика с тревогой смотрела в его затуманенные глаза.

– Не говори так. На все воля Божья. Нельзя ставить ее под сомнение.

Устало закрыв глаза, Джейк пробормотал:

– Ты была бы счастлива, Дэниел был бы счастлив. Бог был не прав. – Лицо его исказилось от боли. – Как холодно…

Джессика встала и бережно положила голову Джейка на матрас. Он легонько пожал ей руку, и тут же у него начался озноб. Его немилосердно лихорадило.

Джессика быстро развела огонь, однако плита была устроена таким образом, что не отдавала много тепла, да и хижина не была приспособлена его хранить. Джессика подошла к Джейку: нужно было снять с него мокрую одежду.

Первым делом она стянула с него второй ботинок. С ним пришлось изрядно повозиться. И как она ни старалась не причинить боли Джейку, ей не удалось этого сделать. Когда наконец ботинок упал на пол, Джессика дышала как загнанная лошадь, а Джейк посылал на ее бедную голову всяческие проклятия, значение которых Джессика не могла разобрать, да и не хотела.

Дальше нужно было снять ремень. Неловкими пальцами принялась она расстегивать пряжку. Ей еще никогда не приходилось раздевать мужчину, и во сне не могло присниться, что она станет это делать. Она долго провозилась со всякими незнакомыми застежками и клапанами, то и дело касаясь таких же незнакомых частей тела. Наконец ремень был расстегнут, но тонкий ремешок из сыромятной кожи, с помощью которого крепилась кобура, никак не поддавался. Мокрый, он к тому же был завязан настолько туго, что его никак не удавалось развязать.

Пытаясь ослабить узел, Джессика нечаянно коснулась пальцами ног Джейка и поразилась незнакомому трепетному чувству, которое вызвало это прикосновение. Руки у нее дрогнули. Она понимала, что не должна касаться такого интимного места, и все равно испытывала удовольствие.

Наконец ей удалось расстегнуть ремешок и снять ремень. Облегченно вздохнув, Джессика убрала с лица волосы. Слава Богу, самое трудное позади. Наклонившись к Джейку, она принялась деловито расстегивать ему рубашку, а потом пришел черед брюк.