Янтарные слезы Феникса

Если бы могла, по привычке тряхнула головой, отмахиваясь от мучающих дум, однако чего-чего, а с подвижностью не заладилось. Еще и не к месту возникла неуместная, но в раз взволновавшая мыслишка — интересно, а у них на алтарь деву одетую класть принято, или раздевать станут? Вот последнего не хотелось точно. Во-первых, каменюка наверняка холодной окажется, и вряд ли в проклятых достанет заботы ее подогреть, а во-вторых… Негоже незамужней сирине блистать первозданной своей красотой. И пусть мне иной статус теперь не светит по определению, однако убежденность от сего крепость не растеряла, словно строительный раствор в кадке, забытый на солнышке. Угу, не вытрясти, не выскребать.

Нашла, как говорится, о чем думать.

А с другой стороны, лучше уж размышлять о мелком соре, который непременно вопьется в оголенные лопатки, чем о кинжале, пробьющем сердце. Так что, да, на раздевание не подписываюсь. Зря я что ли, ночную рубаху с умыслом выбирала? Чтоб и вырез удобный и помирать прилично можно.

— Даршех србадезар пршсхар дэ граш.

Раздалось в пространстве повелительное, и тут же разлетелось эхом по округе, заставив всех прочих умолкнуть, а меня непроизвольно напрячься. Просто некто, и как подозреваю, жрец Безымянного не двояко намекнул, дескать, пора начинать. Я не смогла полностью идентифицировать фразу, перевела только обрывки: "положите здесь" и "источник". Вскользь, который раз, подивившись предусмотрительностью отца, умудрившегося заставить дочь выучить язык перволюдов, не посвящая в то, кому он принадлежит. Дальше мысли перепрыгнули к самим толкованиям сказанного: последнее, видимо, обо мне. Впрочем, и про "положить" в принципе непосредственно меня касалось, поскольку спина враз утратила невесомость и упокоилась на чем-то твердом, и естественно холодном. Даже сквозь платье. Шерстяное. Никакого почтения перед жертвами у этих проклятых нет, хоть бы постелили чего. Определенно если удумают стягивать одежду, придется отбиваться. Важность момента, важностью, а девичье смущение дороже. Еще и пятка нервно засвербела, заставляя сконцентрировать внимание на ее бедах, и понять — обувь таки уже сняли.

Когда чьи-то многочисленные конечности зашевелились на мне и задергали пуговицы, очи непроизвольно заморгали, пытаясь открыться. И никакая магия, даже самая проклятая не могла управиться с моим желанием отстоять одежду.

Глаз приоткрыть практически вышло. Наполовину. Этого хватило, дабы узреть два плоских, тарелкопобных лица, склоненных надо мною. Страшных до того, что упомянутый храбрец мигом зажмурился и решил, что дальнейшее отстаивание добродетели обойдется без его участия. Слишком уж увиденное впечатлило. Да там от одних шрамов, можно всю жизнь кошмарами маяться, не то что, в общем… По четыре глаза, с бельмами и нарывами, пара скрюченных носов, с широкими, одутловатыми ноздрями, рты, лишенные губ, и кожа, изрытая порезами и вмятинами, сероватого оттенка "свеженького" покойничка. В общем, я впечатлилась. Все ж таки сны снами, а наяву и клюква кислее. Вот и увиденное, превзошло ожидания.

— Бархрат, — скомандовал тот же повелительный глас раздраженно, и от меня отстали.

Даже не так — отпрянули, будто от Зараженной. Хотя уж кто-кто, а эти ребята, такими страхами страдать не должны.

"Время" — вновь перевел мой мозг, и я ощутила…

Облегчение?

Нет, страх, он гони не гони, а присутствовал, словно брат родной, вознамерившись задушить меня в объятьях. Только не пламенных, а хладных. Он струился по коже ручейками липкого пота, холодил сердце, замедляя его ритм, и студил кровь, сделав ее не в меру ленивой и неторопливой. Казалось, проткни мне палец, и даже капельки не вылезет, до того она сделалась сонной. Наверное, именно поэтому, я и испытала желание, наконец, покончить с этим поскорее…

Шаги. Грузные и торопливые, приближались, отмеряя последние мгновения моей жизни. Заставляя напоследок в который раз с горечью осознать, сколько всего я не успела, не увидела, не познала. Кулаки сжались, зубы сцепились. Перестань жаловаться, Фирсен. Лучше представь, как много тварей ты сегодня заберешь с собой… Особенно не терпелось добраться до тети. Вот уж кого я собираюсь сопроводить за грани самолично.

Успокоилась, замерла, как полагается приличной пленной и вознамерилась абстрагироваться от происходящего.

Не дали.

А попробуй тут абстрагируйся, когда в нос дыхнуло таким смрадом от наклоненной ко мне впритык андрогиновской пасти, что глаза, продолжая разумно жмуриться, заслезились. Вот ведь, даже не предполагала, что расплачусь не от того, что страшно или жалко себя, а потому что кто-то в жизни не чистил зубов. А если еще учесть, что на его морде не один, а два источника зловония, то и вовсе беда.

В следующее мгновение на лицо легла рука, с костистыми, ужасно жесткими пальцами, будто были они обтянуты не кожей, а древесной корой, не позволяя отстраниться от этакой компании.

— Бр-р-раайдэрг.