Но вопреки здравым думам, унять слезобурлящий поток не выходило. И только мрачное молчание Рина, безропотно подставившего плечо, пока я сбивчиво излагала суть материнского предсказания, удерживала от откровенного вытья. Хоть и хотелось. Кричать, крушить, бесноваться, рвать на себе волосы, а после упасть безжизненным комочком на пол и закрыть обессилено пустые, выплакавшие все глаза, дабы ощутить… Ничегошеньки не ощутить. Ни боли, ни отвращения к своей задумке, ни страха за то, что она не удастся, и мой любимый оборотень даже после такого не отступится.
— Мне это не нравится, — бросил Эринир, когда я в очередной раз предприняла попытку сделать судорожный вздох.
Однако воздух, вопреки природе, заталкиваться в легкие не спешил. Отчего голова разболелась жутко и связность мышления на пару делений снизилась.
— Твое решение, оно… Да, с точки зрения разума — цель оправдывает средства, и я бы и сам возможно выкинул нечто этакое, чтобы защитить Мари, но… Мне это не нравится, — пошел по второму кругу троллик, не сумев обличить и десятую долю своих переживаний в слова.
— Добро пожаловать в клуб отпетых неудачников, — хохотнула горько и, не сдержавшись, носом шмыгнула, жалко признавшись: — Я не вижу другого выхода. Презрение — то единственное, что заставит Демирина оставить меня. Он не поверит, если я просто скажу, что чувства остыли.
Эринир молчал, продолжая усиленно обдумывать полученную информацию, в бессилии сжимая массивные кулачищи.
— И что потом? Долго ты не сможешь водить всех за нос? — в итоге настороженно, поэтому непривычно для его голосовых связок тихо осведомился друг.
— Потом будет видно, — ответила расплывчато, не желая до конца посвящать троллика в свой замысел, дабы уберечь от прочих потрясений, выпавших на мою долю.
Все ж таки это моя заплечная сума, и мне не до реверансов. Так или этак, а тащить ее предстоит одной.
— Ты главное сам отыграй достоверно. Так сказать, первым брось в меня камень порицания. Дай ошеломленной публике пример для подражания, поскольку, думаю, все изрядно растеряются.
— Вот так, да? Мы просто публика? — с привкусом горчинки проговорил Эринир.
— Вы самое дорогое, что у меня есть, Рин… — сказала твердо, вмиг раздумав орошать троллью рубашку.
Неблагодарное занятие, не вырастет на ней ничего.
— …поэтому именно так. Всем будет легче испытывать ко меня злость и непонимание, чем…
Не договорила, запнувшись, поскольку решимость, будто те волны, накатывала стремительно, но столь же быстро отступала.
— Я понял, — угрюмо отозвался Рин, и добавил устало: — Подъезжаем уже. Соберись.
И не дожидаясь пока я выполню требование, провел широченной ладонью по моему лицу. По оному вмиг прошелся холодок и отголосок целебной магии. Однако определить, что именно сотворил Эринир, сходу не вышло. Посему послала другу непонимающий взгляд, на который он ворчливо заметил:
— Отек снял, чтоб следы трагедии с мордахи твоей убрать. Раньше времени.
Это-то я поняла, но вот откуда такие знания…
Наверное, мысли мои оказались на диво легкочитаемы, потому как троллик слегка смущенно подытожил:
— Мелкая, у меня сестра младшая есть. Поверь, я и не такое знаю.
Если он думал, что сей ответ успокоит, то прогадал. И дабы слегка отвлечься от предстоящего испытания, и внутренне подготовиться к первому акту пьесы, я посвятила весь остаток дороги попыткам выведать прочие секретики брутального, но такого разностороннего друга.
Возвращение прошло… легко. Даже как-то чересчур, ибо с моей-то удачей на подарки судьбы попросту рассчитывать не приходится. Моя огненная пташка изволила продолжать спать, и мы с троллем даже успели почаевничать, прежде чем заспанный и слегка дезориентированный Демирин соизволил к нам присоединиться. Вид он при этом имел до того милый и домашний, что я едва не разрыдалась повторно, осознавая, что больше никогда не увижу его таким. Не стану той, кто разделит жизнь пополам, как в меру сладкий и соленный каравай, принятый дарить новобрачным, благословленным богиней Созидания…
Не знаю, куда бы занесли меня сии, отравляющие сознание несбыточные надежды, однако удар по коленке массивной тролльей ступней — отрезвил на раз. Рыдать расхотелось. Вернее, слезу бы я пустила, но теперь по куда более прагматичной и насущной причине, поскольку тычок отозвался закономерной болью.
— Что-то я и впрямь притомился, — сказал Мир немного смущенно, первым нарушив тишину, заправляя растрепавшиеся пряди огненных волос за уши.
И я выдохнула. Значит, усыпляющее заклинание он из виду упустил…
— Это нормально, после такого магического и физического перенапряжения, — заверила я его с участием, но обнимать не кинулась.
Хоть и хотелось больше всего на свете. Однако некую отстраненность нужно разыграть уже сейчас.
Невозможный огненный защитник перемены в голосе распознал сразу. Прищурился. Еще раз взлохматил огненную гриву, и поинтересовался встревожено:
— Все нормально, награда моя?
— Да, — вышло односложно и сухо.
И неважно, что в этот момент сердце истекает кровью, а душа отчитывает последние его удары.