Янтарный единорог

Когда Хог проморгался, Эфрин уже накрывала постамент тканью.

– Светлый меч признал тебя.

– ???

– Не только ты питаешь слабость к кельди, видимо, это наследственная черта. Был у нас один предок, что влюбился в Хозяйку света, – Хог мысленно присвистнул. – Звали ее Раэль, или, если по-нейтрингски, – Ривал.

– Свеча?

Эфрин кивнула, продолжая рассказ.

– Ривал тоже полюбила странного смертного с серыми глазами. Ты догадываешься, о ком я говорю?

– Кто же не знает сказок о первом нейтринге! – вдруг Хог встрепенулся. – Так ты хочешь сказать, что нашим предком был сам Арвур?[19]

– Да. У Арвура и Ривал было четверо детей. Старшая – Арэлла – унаследовала способности матери управлять стихиями и стала Хозяйкой ветра, вторая сестра – Сенестаэлла – больше тянулась к лесам и животным, она единственная из всех унаследовала серые глаза отца, ее так и прозвали Сероглазкой, она стала Лесной хозяйкой. Инрис,[20] – принцесса положила ладонь на рукоять своего зеленого меча, – принадлежала ей. Младшие – близнецы Манул и Манкри, – оказались не так могущественны, о Мануле вообще не известно ничего, кроме того, что он был охотником. А Манкри… ей достался талант матери – повелевать светом, и она сделала единственный, казалось, в те времена правильный поступок, создала Светлый меч. Если бы она знала, сколько горя принесет эта вещь. Ведь, как оказалось, меч нейтрален по своей сути и может служить как добру, так и злу. Но в самой его природе затаился какой-то ущерб, он похож на все волшебные мечи, страшная сила, заключенная в мече сводит с ума того, кто им владеет, в человеке пробуждаются самые низменные чувства, и остается только одна святыня – Светлый меч. Правда, Манкри наложила еще одно заклинание на меч, его настоящей владелицей может стать только женщина человеческого рода, я не знаю всех условий, но ей меч станет великим соратником и защитником. Тем же, кто состоит в родстве с самой Манкри, меч причинить вреда не может, но и служить не хочет.

– А появлялись хоть раз такие владелицы?

– О, и не раз. Такой была моя прабабушка, принцесса Невирён, может, слышал? Та, что сбежала в Странные леса.

Хог кивнул. Они уже выбрались из подземелий и теперь шли галереей к башенке принцессы. Упоминание о Странных лесах напомнило Хогу о том, что он хотел спросить о своей матери.

– А наши родители?

Эфрин рассказала то, что знала, но это было почти точным повторением рассказа Вельрана.

Хог задумчиво покрутил серебряное колечко на мизинце.

– Так-таки больше никто не слышал о моей матери.

– Мама говорила, что отец очень сильно обидел сестру, сердце ее заледенело, и она отказалась от родства с ним, сказав, что раз он отказывается от той части крови, что есть в них обоих, то она отказывается от своей человеческой половины. Я не знаю, каково бы это было, живи отец вместе с нами, – Эфрин потупила взор. – Но иногда мне очень хочется посмотреть ему в глаза! И сказать: «Вот я, Эфрин Ландир, чем же я была плоха для тебя!»

Хог поперхнулся и замер, глядя вытаращенными глазами на принцессу. Узор на разбитой чашке сложился воедино!

– Знаешь, Эфрин! – проговорил северянин, немного успокаиваясь. – Я знаком с твоим отцом.

Маленькая сероглазая женщина с длинными рыжими волосами, чем-то похожая на растрепанного воробушка, улыбалась, глядя с картины на своих прапра…внуков, ладонь ее возлежала на рукояти зеленого меча, а на указательном пальце правой руки сверкало серебряное кольцо.

Эфрин тоскливо вздохнула и постучала пальцем по меркнущему камню в браслете, тот мигнул и нехотя вновь засветился.

– Может, буря уже кончилась?

– Нет, такие бури за три часа не заканчиваются. Она может бушевать и день и неделю.

– Но в любом случае нам нужно отсюда выбираться, неделю мы так не просидим, – Эфрин пошевелилась – колено северянина впивалось ей в бок – и чуть не заехала локтем Хогу по носу. Девушка встрепенулась: – А что, если нам попробовать идти так, укрывшись плащом?

Северянин покачал головой.

– Ничего не получится, там небось сугробов намело по уши, мы просто увязнем. Вот был бы у нас один из тех коней, что может не проваливаясь скакать по снегу…

– А это идея, – загорелась принцесса.

– Но где такого коня взять, не из снега же вылепить?

– А что? Снег очень даже хороший материал! – Эфрин выпростала руки из-под плаща и, пошарив снаружи, достала огроменный снежок. Пальцы ее покраснели, но принцесса была очень довольна – снег мокрый, должно хорошо получиться!

Северянин недоуменно наблюдал за действиями сестры, сомневаясь в ее здравом рассудке.

Эфрин лепила из снега коня. Получалось у нее и в самом деле хорошо. Конь выходил стройный и тонконогий с длинной гибкой шеей и аккуратной маленькой головой, только уши вот никак не лепились, получаясь то лопоухими, как у коровы, то маленькими и округлыми, как у мыши. Девушка все мучилась и мучилась с этими ушами, а снег уже начал подтаивать в ее теплых руках.

– Ладно, фиг с ними, с ушами, и так сойдет, не жить же ему с ними!

Эфрин умудрилась вытащить Инрис из ножен и чиркнула себя по пальцу, меч протестующее сверкнул. Алая капля крови упала на снежного коня.