Тут же она оживленно заговорила по-славянски, видимо, растолковывая значение речи, и Вито переменилась в лице.
– О! – Витислава подпрыгнула, широко распахнув глаза. – Откуда ты знаешь, что я…
Эти слова она произнесла на северном языке – точнее, на той его разновидности, что была здесь в ходу. Снефрид уже заметила, что Сванхейд говорит точно так же, как она сама, поскольку родилась и выросла в Свеаланде, а речь остальных – Бергфинна, Свенельда, Олава, Ульвхильд, их приближенных – звучит несколько иначе и в ней попадаются незнакомые Снефрид, вероятно, славянские слова.
– Вито понимает северный язык?
– Она говорит на русском языке, но он ей не родной, четыре зимы назад она совсем его не знала, и понимает не все. Что такое спе-диса, ей неизвестно, хотя у славян есть похожие духи судьбы. Их называют «суденицы».
– Духи-покровители – это «деды», – поправила мачеху Ульвхильд. – Что же ты молчала? – упрекнула она Вито.
– Но еще так мало времени… – Вито покраснела. – Я не хотела… пока не буду точно уверена…
– И давно?
– Третий месяц пошел… кажется. Радонега мне рассказывала, что как, но это ведь в первый раз…
– Ты можешь быть уверена – у тебя скоро появится сын, – повторила Снефрид. – Моя диса не ошибается. Она показала мне твое лицо, чтобы я могла тебя узнать. Вот оно и бросилось мне в глаза.
– И что же – Свен тоже не знает? – Ульвхильд заметно оживилась при этом известии.
– И он, – Вито мотнула головой. – Я только свекрови говорила… Она сама было заметила.
– Когда же ты ему скажешь?
– Вернется – скажу. Теперь уже не скрыть, – Вито вздохнула, но и улыбнулась.
Улыбка расцветила ее ясное личико, и Снефрид отметила: как же она молода!
– Муж, наверное, лет на пятнадцать ее старше? – вполголоса спросила она у Сванхейд. – Приятно видеть, что она так его любит.
– Не на пятнадцать, только на девять. Свену столько же лет, сколько и мне – двадцать пять, может, двадцать шесть.
– Он выглядит старше! – Снефрид мысленно отметила, что Сванхейд и Свенельд, оказывается, ровесники ей самой.
– Это у него жизнь была тяжелая, – Сванхейд хотела улыбнуться, но глаза ее налились печалью.
– Про его погибшего брата я знаю.
– Когда же он успел тебе рассказать? – Сванхейд явно удивилась и бросила взгляд на Ульвхильд.
– Не он. Моя диса.
– Годред был очень выдающийся человек, – со сдержанной, но глубоко въевшейся в душу горечью сказала Сванхейд. – Лучший из трех братьев, потому и понадобился Одину так рано. Ульвхильд была с ним обручена… Он выполнил условие, на котором должен был ее получить, но не вернулся живым… Хватит пока об этом! – Сванхейд решительно переменила разговор, как раз когда Снефрид подумала, что Сванхейд-то скорбит о Годреде явно не меньше, чем его несостоявшаяся жена. – Расскажи мне лучше о моих родичах. С чего между ними начался раздор?
Снефрид внимательно посмотрела на королеву, пытаясь оценить, насколько ей можно доверять. Для нее было жизненно важно подружиться со здешней владычицей, да она и сама чувствовала к ней уважение, как к женщине умной и твердой духом, но у нее скопилось слишком много тайн. Даже недавнюю повесть – о духе Уневы, проклятье, едва не сгубившем Свенельда, обещании выкупить Уневу дочерью, которой только через семь лет придет срок родиться, – было невозможно повторить при Вито: ведь решение Снефрид отняло у той будущую дочь. Вито, если могла бы рассуждать здраво, и сама согласилась бы на это – иначе она уже сейчас лишилась бы мужа, а без мужа не будет и других детей, – но какая женщина в силах безропотно принять такую жестокую сделку? Тем более из столь юных.
– Знаешь что, госпожа… – негромко сказала Снефрид. – Я могу рассказать много такого, что будет любопытно услышать. И еще больше, если ты не станешь спрашивать, откуда мне это известно.
– Тебе рассказала твоя диса? – проницательно заметила Сванхейд.
– Именно так. Она – весьма осведомленная рассказчица, но не любит лишних вопросов.
– Думаю, мы можем ей доверять, – Сванхейд взглянула на Вито. – Если она знает кое о ком больше, чем мы, хотя этот кое-кто живет с нами. Хорошо, мы не будем спрашивать лишнего.